Рубрика: Историософия

Весь смысл идеи “евразийской цивилизации” только лишь в том, чтобы противопоставить Азию и весь не-европейский мир Европе и, в конечном счете, уничтожить саму Европу. Никакого иного геокультурного смысла в евразийстве нет, а для достижения этой цели все идентичности и все историософские модели хороши: и “скифство”, и “туранство”, и “иранство”, и что угодно еще.

СССР распался и сегодня у нас нет никаких причин для хоть какого бы то ни было пиетета перед его создателями: они создали то государство под свою идеологию и оно неизбежно распалось, как только отказалось от этой идеологии.

Объяснять сегодня, в чем состояло этическое зло коммунизма и почему коммунистическая власть не могла не исчезнуть рано или поздно – это то же самое, что возвращаться к абсолютному историческому “нулю” и рассказывать историю человечества заново. Однако именно к этому “нулю” во многом вернулась Россия в 1991 году, когда за три августовских дня окончательно отказалась от идеологии, оправдавшей уничтожение лучшей части ее народа в ХХ веке.

Все историческое напряжение Москвы обусловлено одним историософским фактом – этот город начал масштабно возвышаться именно тогда, когда Россия оказалась единственной в мире независимой православной страной, когда двуглавый орел перелетел из Нового Рима на шпили новопостроенного московского Кремля и этот город стал Третьим Римом.

Персональная история, до конца и честно выполняющая свою задачу, отделяет в исторической личности то вечное, что заложено в человека Богом в образе Его, от текущих устремлений – и, в равной мере от напластований социального – воспитания, общественного этикета, корпоративных моделей поведения, механизмов культуры, присоединенных к личности как ее неотъемлемая часть.

Богословская Концепция Третьего Рима, изначально заложенная в обоснование Московского Патриаршества, была не просто ситуативной средневековой идеологемой, а тем философским ключом, который открыл исторический смысл существования Московского Патриаршества на все времена.