Александр Невский: явление православной святости в эпоху тьмы


Аркадий Малер

Доклад прочитан на Предрождественских чтениях Южного викариатства Московской епархии в НИЯУ МИФИ 16 ноября 2020 г.

С христианской точки зрения мировая история начинается с онтологической катастрофы грехопадения первых людей, изгнания из земного Рая и далее продолжается по пути к своеобразному аналогу земного ада, всемирному царству антихриста, после которого наступит конец истории и Страшный Суд. Это азы христианской историософии, но их каждый раз приходится напоминать, когда мы хотим понять, как воспринимали текущие исторические события и процессы христиане, жившие в те времена, когда в обществе однозначно доминировало религиозное сознание и все временные явления интерпретировались в оптике Священного Писания, то есть Библии, и Священного Предания, то есть всего богословского наследия отцов Церкви. Поэтому история мира никогда не понималась христианами как какой-то духовный прогресс или эволюция, но также нельзя сказать, что это восприятие истории как непременного регресса или инволюции, поскольку Господь всегда открывается людям, и хотя для большинства населения мира в конце концов все закончится духовной смертью (Откр 20:14), для многих православных христиан, для целых православных стран и Поместных Церквей периодически возникали и будут возникать периоды относительного благоденствия, периоды как чисто земного, политического, так и духовного торжества. В этом смысле мировая история с христианской точки зрения скорее напоминает неравномерную синусоиду и контрапункт, где светлые фазы сменяются темными, и наоборот, но к очень большому сожалению, живущие в относительно светлые, благоприятствующие Православию времена люди зачастую не могут объективно оценить свою жизнь и им постоянно кажется, говоря современными клише, что “хуже уже бывает”, что вокруг них “все прогнило”, что они “пробили дно”, что настоящее счастье было где-то давно в прошлом или будет в далеком будущем, но никогда не сейчас и не здесь. Стоит ли оговаривать, что такое восприятие своего времени в принципе не христианское и напрямую взывающее к Божьему гневу. В истории православного мира в целом и в тысячелетней истории русского Православия в частности были периоды восходов и закатов, ослепительных полдней и печальных сумерек, но были также и целые эпохи настоящей, беспросветной, гнетущей тьмы, когда никаких надежд на хоть какое-то земное возрождение уже не было и все политические задачи сводились просто к тому, чтобы выжить, чтобы хоть каким-нибудь образом сохранить каноническую Церковь и верующий народ, проходя между Бегемотом варварства и Левиафаном ереси, выбирая между опасным и опаснейшим. И эпоха великого князя Александра Ярославича из рода Рюриковичей, нареченного впоследствии Невским, была именно такой эпохой.

Сейчас образ великого князя Александра предстает перед нами исключительно в лучах славы и триумфа: он благоверный святой, мы возносим ему молитвы, прикладываемся к его иконам, паломничаем к его мощам, которые были торжественно перенесены самим Петром Великим из города Владимира в новую имперскую столицу в 1724 г. Его именем названа Санкт-Петербургская Лавра, ему посвящены православные соборы, памятники, площади, улицы, мосты, корабли, государственный орден, премии, награды, заводы, учебные заведения, это известно каждому школьнику. Еще в 1938 г., когда вся история русской монархии рассматривалась исключительно через призму марксистско-ленинского классового антагонизма и репрессии против Церкви достигли исторического апофеоза, существовала реальная опасность войны с нацистской Германией и для поддержания патриотической пропаганды раньше всех русских монархов был реабилитирован именно Александр Невский, а самому Сергею Эйзенштейну было поручено снять одноименный фильм с музыкой недавно вернувшегося в СССР Сергея Прокофьева. Именно с Александра Невского открывалась плеяда идеологически допустимых русских полководцев, окончательно реабилитированных во время столь ожидаемой войны, а его грозный образ, созданный официальным живописцем Павлом Кориным, где за плечом великого князя развевается знамя с суровым Ликом Спаса Ярое Око, стал хрестоматийным и обошел все учебники истории. Наконец, в 2008 году, на общегосударственном конкурсе «Имя России» победила кандидатура именно Александра Невского, выдвинутая тогда будущим Патриархом Кириллом.

Имя и образ Александра Невского прославлены и на Небесах, и на земле, но стоит помнить, что сама его жизнь была весьма далека от каких-либо торжеств и триумфов, потому что от начала до конца она была посвящена борьбе за православную веру в тяжелейших исторических условиях, не ведая никакой благодарности и рискуя за каждое свое благодеяние получить очередное поношение и обрести преждевременную смерть. Вспомним, какой ужасающей исторической ночью оказалась для древней Руси и всего мирового Православия первая половина XIII века. Уже в 1204 году главная столица православного мира, Новый Рим, Константинополь, впервые пал под натиском IV Крестового похода. Оплот православной цивилизации, Византийская империя, исполнявшая миссию “удерживающего”, “катехона” (2 Фес 2:7), была большей частью оккупирована и на ее месте оказалась католическая Латинская империя, а также еще сохраняющие Православие осколки самой Византии – так называемые Никейская империя Ласкарисов, Трапезундская империя Комнинов и Эпирское царство Дуков. Для исполненного эсхатологических чаяний православного сознания это фактически означало конец света и неминуемо подступающее царство антихриста. Но и никаких надежд на образование альтернативного сильного центра православного мира тоже не могло быть, поскольку православный мир был раздроблен на множество маленьких государств и государственных образований, а уже в 20-е гг. XIII века самые худшие ожидания сбылись – с востока пришла варварская, степная монгольская Орда, столь напоминающая библейские образы всепожирающей саранчи (Втор 28:38,42; 3 Цар 8:37; 2 Пар 6:28), не раз терроризирующей христианский мир. Ни одно православное государство не могло быть хоть сколько-нибудь сомасштабно Орде и не способно было прогнать ее из европейских пределов. В 1227 году единственный оплот Православия на Кавказе, Грузинское царство (в правление дочери царицы Тамары, Русудан (1223-45 гг.) было разорено Хорезмским султаном Джалал-Эд-Дином, а в 1240 году. его полностью покорили монголы. В 1242 году хан Батый (сын Джучи, внук Чингисхана) дошел до Карпат, западного предела большой евразийской степи, и таким образом Золотая Орда (Улус Джучи) растянулась от Хорезма до Болгарии.

На Русь монголы вторглись уже в 1223 году. В очередное нашествие, в 1237 году, хан Батый сжег и сравнял с землей Рязань, вскоре были разграблены Коломна, Москва, а также столица северо-восточной Руси того времени – Владимир. Вся семья владимирского князя Юрия Всеволодовича и Владимирский епископ Митрофан погибли в сожженном ордынцами Успенском соборе. В 1238 году, в битве при реке Сити Батый победил князя Юрия и пошел захватывать Тверь и Торжок. В 1240 году был захвачен Киев и началась эра монголо-татарского ига, продолжающаяся 240 лет, несколько дольше ветхозаветного Египетского плена. В 1243 году новый владимирский князь, отец Александра Невского – Ярослав Всеволодович (1238-46), был вынужден пойти на поклон к хану Батыю, чтобы получить ярлык на княжение, что, по крайней мере, остановило насилие ордынцев над северной Русью.

Вопреки политкорректной мифологии о некоем “совладычестве” русских и ордынских властей, впервые придуманной идеологами евразийства, вынужденная дань Орде и постоянный страх перед ее очередным нашествием не могли не затормозить материальное и политическое развитие средневековой Руси, одновременно с этим исполнившей миссию живого щита всей Европы перед двухсотлетней угрозой с Востока, что еще очень точно заметил А.С.Пушкин в известном письме к П.Я.Чаадаеву. Но угроза с Востока была только одной половиной всех внешнеполитических проблем русских княжеств XIII века, другой и сущностно несравнимо более опасной была угроза с Запада, заявившая о себе еще в самом начале века разорением Константинополя. Для современного секулярного и, тем более, леволиберального восприятия геополитические претензии западных государств на Русь того времени представляются не столь опасными, а иногда даже и весьма желанными, ведь там, где Запад, там якобы прогресс и гуманизм, и всегда лучше быть под латинской тиарой, чем под ордынской чалмой. Вопрос о том, насколько западные государства XIII века были “гуманными” и “прогрессивными”, вынесем за скобки, но в религиозном, культурном, цивилизационном и каком угодно еще отношении православные восточные славяне, то есть собственно, русские, всегда и безусловно были ближе западным народам, чем степным кочевникам, исповедующим сначала язычество, а потом и мусульманство, так что тезис о большей безопасности западного нашествия, чем восточного, при первом приближении  оказывается абсолютно убедительным. Но как это ни парадоксально на первый взгляд, именно религиозная близость русской и западной культуры делало религиозное влияние с Запада несопоставимо более опасным для России, чем ордынское влияние, потому что «рядом не значит вместе». В православном понимании истории агрессия ордынцев была страшной карой Божией Русскому миру за отказ создавать единое Русское государство как оплот православной веры и готовность раздробиться на мелкие региональные княжества, пекущиеся только о своих провинциальных интересах. Все христиане, воспитанные на библейской истории и помнящие о том, как Господь карал свой любимый избранный народ за малейшее отступление от своей веры и миссии, не могли не проводить аналогии с судьбой фактически созданного в православной культуре русского народа. Вообще, для того, чтобы адекватно понимать, как сознательно верующие русские люди воспринимали свою страну и свою историю, необходимо все время помнить, что любые известные им политические факты и процессы они оценивали сквозь события и сюжеты Священного Писания и Священного Предания, и вся борьба за единую и независимую Русь была в первую очередь, а иногда и в последнюю очередь борьбой именно за православную веру, за истинную Церковь Христову, за свое посмертное спасение и обожение, а потом уже за все остальное. И основное отличие угрозы с Запада от угрозы с Востока было в том, что если ордынцы требовали от русских людей платить материальную дань и, конечно, позволяли себе зачастую чудовищные жестокости, то западные интервенты преследовали несравнимо более серьезную цель – лишить русских людей Православной Церкви и обратить в свою веру, в свое религиозное мировоззрение, что убивало не только историческое тело, но и душу самой Руси.

Все геополитические конфликты для православной Руси на западном направлении до XVI века – это прежде всего конфликты с западно-римским католицизмом, который к XIII веку обрел уже окончательное догматическое и политическое самооформление, безвозвратно и безнадежно удалившись от Православия. Напомню, что даже когда произошел окончательный догматический раскол на православный Восток и католический Запад в 1054 году, для различных епархий по всему миру и с обеих сторон этот факт был еще не совсем очевиден и многие надеялись, что это лишь временная неприятность и вскоре все восстановится. Терпели же латинские вольности и невнятности в догматике около двух столетий, со времен первого раскола при Патриархе Фотии и папе Николае I, можно еще не одно столетие потерпеть. Но IV Крестовый поход и совершенно варварское разграбление Константинополя стали психологической точкой невозврата: стало ясно, что для западных монархий, республик и орденов Православный мир это мир раскола и ереси, которую нужно уничтожить, и даже общий враг на Востоке не остановит т.н. крестоносцев на пути к этой цели. Но если Константинополь стоял перед “крестоносцами” на пути к Иерусалиму и его оккупацию можно было с натяжкой объяснить варварской природой малограмотных рыцарей и личными политическими амбициями католических королей и вождей, не устоявших перед роскошью Нового Рима — ведь папа римский Иннокентий III (1198-1216) формально осудил этот грабеж — то как тогда объяснить, что тот же папа в 1200 году подтвердил буллу прежнего понтифика (Целестина III) о Крестовом походе против Ливонии, а в 1202 году этот же папа благословил учрежденный в Риге Орден меченосцев (“Братство воинов Христа/Орден братьев меча”), специально созданный для этого похода? Прибалтийские земли не находились на пути к Иерусалиму и свалить ответственность за их оккупацию на некультурность или амбициозность самих рыцарей уже не получается, это именно религиозная экспансия против восточно-европейских земель, где уже два столетия доминировало Православие, где уже есть свои канонические епархии и свои христианские государства. Орден имел двойное управление, подчиняясь также новопоставленным местным католическим епископам, которым он должен был отдавать 1/3 от захваченных территорий (Рижскому, Эзельскому, Дерптскому, Курляндскому), оставляя себе 2/3. И плоды его экспансии не стоит недооценивать: в 1219 году вместе с союзными датскими войсками орден основывает крепость Ревель (будущий Таллин), в 1224 году оккупирует русский город Юрьев, переименовав его в Дерпт (в будущем – эстонский Тарту). В 1226 году император воссозданной в Х веке западной Римской империи, позиционирующей себя как “катехон” католицизма, Фридрих II Гогенштауфен, утверждает за орденом все захваченные им земли. В 1233 году состоялся Северный Крестовый поход, когда в битве с Ярославом II под Юрьевым-Дерптом меченосцы провалились под лед на реке Эмайыги. В 1236 году папа Григорий IX (Уголино деи Конти ди Сеньи (1227-41), кстати говоря, основатель Инквизиции и автор учения о том, что все иудеи должны быть рабами до Страшного Суда), объявил Крестовый поход против Литвы, закончившийся поражением в битве при реке Сауле (Шяуляй) и убийством магистра ордена Волгуина фон Намбурга. В 1237 году в итальянском городе Витербо папа Григорий IX и гроссмейстер единственного в своем роде национального ордена, а именно Тевтонского, Герман фон Зальца, присоединяют недобитые остатки Ордена меченосцев к Тевтонскому ордену, в статусе Ливонского ландмайстерства Тевтонского ордена, и папа провозглашает новый Крестовый поход (“Второй поход в Финляндию”). Таким образом, год за годом, Римская кафедра предпринимала усилия для окатоличивания Восточной Европы, и эта политика будет продолжаться римскими папами всю грядущую историю. В 1238 году датский король Вальдемар II и магистр объединённого ордена Герман фон Балк заключили союз о походе в прибалтийские земли и разделе Эстляндии. И можно быть уверенным в том, что слухи о разорении ордынцам русских княжеств вдохновили католических завоевателей на прибалтийскую авантюру, в надежде, что Новгородский князь либо проиграет при первой же битве, либо вообще не будет сопротивляться. Другой бы человек на месте Александра Ярославовича мог бы счесть такое сопротивление бессмысленным, мог бы даже принять иную религиозную власть и иную веру. Но тогда более чем возможно, что история Руси на этом бы закончилась или это была бы история другой Руси, с другой культурой, другой ментальностью, в других границах, а вместе с этим была бы иной и история всего мира.

Но Александр Ярославич выбрал не просто борьбу против одной опасности вместо другой, он совершил именно мировоззренческий выбор о своей личной судьбе и дальнейшей судьбе всей страны. Невская битва со шведским десантом 15 июля 1240 года и Битва на Чудском озере (Ледовое побоище) 5 апреля 1240 года с Ливонским орденом, в контексте общеевропейской истории, на первый взгляд, представляются незначительными стычками в какой-то северо-восточной болотистой глуши, о чем очень любят говорить все т.н. либеральные “разоблачители” “культа” Александра Невского. Но качественные повороты истории не зависят от количества их непосредственных участников. Вопрос о том, что будет с Русью дальше – станет она лишь очередной и безликой канонической провинцией Ватикана, отрекшейся от ортодоксального христианства, или все-таки преодолеет этот западный соблазн и переживет эту затянувшуюся историческую ночь, решался именно тогда и там, на берегах и льдах далеких балтийских рек и озер, и не стоит сомневаться – далеко не все участники этих эпохальных битв осознавали их эпохальность и весь масштаб их исторических последствий. Ведь политическое сохранение Руси XIII века именно как православной страны, как мы знаем постфактум, это было не просто выживание одной из множества стран на границе двух миров и даже не просто сохранение одной из самобытных национальной идентичностей – это было необходимое условие для грядущего появления небывалого гигантского Русского государства, простирающего свои границы на всю Северную Евразию и ставшего на долгие века единственным оплотом православного христианства во всем мире, неожиданно восходящим Третьим Римом и новой катехонической империи, в сравнении с которой все ее прежние противники, от ордынцев до западных завоевателей, либо свернутся в изначальное эмбриональное состояние, либо вообще исчезнут.

Но ничего из этого великий князь Александр Ярославович Невский, конечно же, тогда не знал, ни до своих исторических побед, ни после: он просто был подлинно верующим православным правителем, до конца исполнявшим свой княжеский долг, принимая поношение и от других князей, и от неблагодарного народа, служа именно Богу и только Богу, и идя немыслимым путем святости в эпоху тотальной тьмы.

 

Поддержать деятельность Интеллектуального Клуба «Катехон»:
№ карты Сбербанка VISA: 4276 3801 2501 4832

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

тринадцать − 5 =