Октябрь-93: преодоление двусмысленностей


Аркадий Малер

Источник: orthonews.ru

В отношении к событиям 3-4 октября 1993 года, как с проельцинской, так и с антиельцинской стороны, часто присутствует одна досадная двусмысленность, которая любые дискуссии на эту тему делает очень невнятными и всегда оставляет ощущение определенной недоговоренности.

Проблема в том, что в 1993 году вспыхнул не один, а, как минимум, два конфликта, мгновенно наложившихся друг на друга и породивших масштабную конфронтацию такой сложности, которую нечасто встречается в истории.

Первый конфликт носил чисто ситуативный характер – это конфликт между, с одной стороны, президентом Ельциным, желающего любой ценой сохранить и преумножить свою власть, и, с другой стороны, Верховным Советом (ВС) бывшего РСФСР в лице его председателя Хасбулатова и поддержавшего его ельцинского заместителя Руцкого. Это был чисто позиционный конфликт двух политических сил, равно значимых и не желающих договариваться между собой. Поскольку государство в этот момент переживало известный правовой кризис, то каждая сторона интерпретировала законы в свою пользу и имела свою правду: Конституция РСФСР отстаивала права Верховного Совета, а прошедший 25 апреля референдум (“да-да-нет-да”) поддерживал президента.

Однако лично я не верю в существование взрослых вменяемых людей, которые мыслят исключительно в категориях писаного права и готовы до конца защищать букву закона вопреки всем возможным обстоятельствам и контраргументам. Не верю, потому что все государственные законы это не сверхценные вещи-в-себе, а только лишь человеческие слова, призванные регулировать человеческую жизнь и часто меняющиеся в зависимости от целого ряда самых разных причин. Поэтому мне трудно поверить человеку, выступающему на стороне ВС только и только потому, что Ельцин “нарушил Конституцию”. Равно как невозможно поверить человеку, защищающему Ельцина только и только потому, что ВС “саботировал решения референдума”. Более того, именно поэтому я не очень верю тем, кто выступает против ВС или Ельцина только потому, что кто-то из них “угрожал демократии”, ибо демократия – это тоже не свехценная вещь-в-себе и каждая сторона в том конфликте совершенно искренне была “за демократию” и, вообще, за всё хорошее против всего плохого. Достаточно только вспомнить, что еще два года назад Ельцин с Руцким и Хасбулатовым были в одной команде и вместе противостояли ГКЧП, рискуя оказаться у одной расстрельной стенки. Вряд ли за эти два года их политические ценности хоть сколько-нибудь изменились.

Второй конфликт был несравнимо более внятный – это сугубо идеологический, мировоззренческий конфликт между, с одной стороны, плотно осадившими Ельцина либералами-западниками и, с другой стороны, поддержавшими ВС антилибералами и антизападниками, от крайне правых националистов (типа баркашовцев) до крайне левых коммунистов (типа анпиловцев). И лично мне совершенно очевидно, что 99% всех сторонников Ельцина в том конфликте мотивированы не тем, что они “за законность против бесправия” или “за демократию против диктатуры”, а именно тем, что они либо являются сторонниками либерально-западнической идеологии, либо, по меньшей мере, очень боятся прихода радикальных антилибералов и антизападников. Точно также 99% всех сторонников ВС в том конфликте мотивированы не тем, они “за закон и демократию”, а именно тем, что они сами являются сторонниками антилиберальной и антизападнической идеологии, либо, по меньшей мере, очень боятся прихода радикальных либералов и западников. Но вместо того, чтобы честно признаться в этой мотивации, многие из них – и с той, и с другой стороны – продолжают говорить про “законность” и “демократию”, как будто иных лозунгов и знамен в их лагере не было, и как будто в противоположном лагере все были исключительно за произвол и диктатуру.

Невозможно закрыть глаза на тот факт, что лично Ельцин – совсем недавно еще самый популярный политик и ведущий таран коммунистической системы – еще с перестроечных времен был плотным кольцом окружен исключительно либералами-западниками, – и этот факт является главной трагедией всей его политики. Сам Ельцин несет за это стопроцентную ответственность, но все-таки стоит помнить, что он был очень далек от какой-либо идеологии и больше всего не хотел ограничивать себя каким-либо доктринерством. Поэтому, если в политическом окружении Ельцина были исключительно поклонники дяди Сэма, то среди его сторонников можно было встретить кого угодно, КРОМЕ коммунистов: и именно на антикоммунизме сходились все те, кто поддерживал Ельцина на всех этапах его правления.

Также невозможно закрыть глаза на тот факт, что как только Хасбулатов и Руцкой объявили Ельцину вендетту, их не менее плотным кольцом окружили радикальные противники либерально-западнической идеологии, то есть те самые “красные”, “коричневые” и “красно-коричневые”. Не замечать эти силы среди первых защитников ВС можно с тем же успехом, как не замечать Гайдара или Борового среди первых защитников Моссовета. И этот факт – главная трагедия Руцкого и Хасбулатова, за который они также несут стопроцентную ответственность. Простить им это окружение можно только в том случае, если допустить, что они совсем не видели, как они выглядят со стороны, какую картинку вокруг себя они нарисовали на радость либеральным СМИ.

Таким образом, Ельцин и его бывшие соратники, Руцкой и Хасбулатов, оказались заложниками своей собственной идеологической необразованности и невнимательности – для политика преступно не замечать, под каким флагом он выступает и какие флаги его поддерживают. Если, конечно, этот политик хоть сколько-нибудь заботится о своем имидже.

Между тем, именно потому, что, в строгом отличие от конфликта августа-1991, это был очень сложный конфликт, и у каждой стороны была своя сермяжная правда, на каждой стороне были люди самых разных идеологических убеждений, и если можно найти какой-то общий знаменатель их позиции, то она строилась от противного – не столько “за” что-то, сколько “против” чего-то. Если в случае ельцинистов это был антикоммунизм, то в случае антиельцинистов – антилиберализм. Только коммунистов невозможно было встретить среди защитников Моссовета и только либералов невозможно было встретить среди защитников Белого дома: все остальные “цвета” и “оттенки” встречались по обе стороны, хотя и в разных пропорциях.

Из этого следует, что у право-консервативной, а тем более, либерально-консервативной, а еще тем более, чисто православной позиции в том противостоянии не было однозначно своей стороны.

На стороне Ельцина было много разных личностей и сил, для которых самым страшным кошмаром было возвращение коммунистической власти, что вполне закономерно. Я лично помню, как за несколько дней до 4 октября от Манежной площади до Моссовета прошло грандиозное шествие за Ельцина, где были какие-то казаки и “белогвардейцы”, пусть трижды ряженые, но ряженые именно в форму казаков и белогвардейцев, и среди их символов были не только бело-сине-красные триколоры, но и черно-желто-белые. А если уж вспомнить политические настроения отдельных участников этого шествия, то даже у меня они вызывали тяжелый когнитивный диссонанс – возникало подозрение, что многие из этих людей ошиблись митингом. Кстати, очень трудно объяснить, почему сторонники Ельцина до сих пор не удосужились поднять видео- и фотоархивы, подтверждающие, как много самых разных людей ходили на митинги в его поддержку даже в 1993 году. Видимо, это объясняется их полным равнодушием к той самой народной поддержке и историческим аргументам вообще. Разумеется, на стороне Ельцина было много православных активистов самых разных оттенков – вплоть до пресловутого общества “Память”. Среди подписавших письмо 42-х литераторов были и Дмитрий Лихачев, и писатель-деревенщик Виктор Астафьев. Также и Александр Солженицын, всегда различавший Ельцина и его команду, фактически поддержал президента. В дальнейшем же, дабы не допустить к власти коммунистов, на выборах 1996 года Ельцина поддерживала не только “Память”, но даже баркашовская РНЕ и лимоновско-дугинская НБП, о чем сейчас обе стороны как будто бы совсем забыли.

На стороне Верховного Совета также были далеко не только радикальные коммунисты и националисты, но и вполне умеренные либерально-консервативные силы, среди самых известных – Российское христианско-демократическое движение (РХДД) Виктора Аксючица и Конгресс русских общин Дмитрия Рогозина. Белый дом также поддержали такие режиссеры-антикоммунисты, как Никита Михалков и Сергей Говорухин. Наконец, именно в поддержке Верховного Совета примирились редактора ведущих эмигрантских парижских журналов – редактор «Континента» Владимир Максимов и редактора «Синтаксиса» Мария Розанова и Андрей Синявский.

Что же касается позиции Русской Православной Церкви, то, в отличие от путча 19 августа 1991 года, когда Патриарх Алексий II отказался молиться за существующую власть (потому что Церковь была готова поддерживать власть как таковую, но совсем не обязана помогать коммунистам в их борьбе за эту власть), в 1993 году Церковь совершенно сознательно и справедливо оказалась над схваткой именно потому, что ни одна из сторон не была ни явно православной, ни явно антиправославной. В самом Белом доме был один священник, – иеромонах Никон (Белавинец), между прочим, не только антикоммунист, но даже сторонник монархического легитимизма дома Романовых, – но он был только один, что наглядно свидетельствует о масштабах политической поддержки Церковью Верховного Совета. При этом среди сторонников Ельцина в этом конфликте выделялись именно либеральные священники, прежде всего, Глеб Якунин, который в том же году будет лишен сана за участие в парламентских выборах, а в 1997 году отлучен от Церкви за вопиюще неканоническое поведение. Сам Патриарх Алексий II с помощью главы ОВЦС, митрополита Кирилла, совершил невозможное – собрал представителей обеих сторон в Свято-Даниловом монастыре с надеждой на их примирение, но они ослушались его, а он заявил, что тот, кто первый откроет огонь, будет подвержен анафеме…

Итак, сложность этой конфронтации, где ситуационный конфликт наложился на идеологический, усугублялась неоднозначностью самих политических позиций, а еще более тем кричащим противоречием, о котором редко любят вспоминать обе стороны: ведь главный парадокс Октября-93 заключался в том, что если сторонники антилиберальных и антидемократических идеологий неожиданно для себя оказались поборниками Парламента и свободы слова, то сторонники либерально-демократической идеологии решили победить совершенно диктаторским методом.

Вряд ли Борис Ельцин и хоть кто-то из его окружения читал главного философа диктатуры XX века Карла Шмитта, но поведение “лидера российской демократии” в сентябре-октябре 1993 года было идеальной иллюстрацией к его теориям – вот кто действительно повел себя как настоящий “суверен” в “исключительной ситуации”, а не Руцкой и Хасбулатов, отказавшиеся играть в диктатуру. Мы часто осуждаем известное вольтерьянское заявление Юрия Черниченко “Раздавите гадину!” в отношение Парламента или выкрик Лии Ахеджаковой “А где наша армия?! Почему она нас не защищает от этой проклятой Конституции?!”, но между тем, это были самые последовательные заявления либералов. Ни человеческие жизни, ни писаные законы не имеют для либералов хоть сколько-нибудь большей ценности, чем для их противников, ибо и человеческие жизни, и писаные законы значимы для них ровно в той степени, в какой они позволяют им удерживать свою власть и обеспечивать их личную безопасность. И в этом отношении подобные заявления сторонников Ельцина были значительно честнее, чем призывы коммунистов и националистов не нарушать Конституцию или их вздохи по поводу мирных жертв. С каких это пор коммунисты и националисты вписали в свои скрижали такие ценности, как “права человека” и “соблюдение Конституции”? Можно подумать, что в случае их прихода к власти эти понятия имели бы для них хоть какой-то смысл.

Исходя из всего вышеизложенного, лично для меня “в сухом остатке” очевидны следующие выводы.

1. Все попытки каждой стороны в конфликте 1993 года представить свою позицию как однозначно “демократическую”, а позицию противной стороны как однозначно “антидемократическую”, политически неадекватны и нечестны. “Демократ” Ельцин удержал свою власть совершенно недемократическим, диктаторским путем, а среди защитников Конституции и Парламента было слишком много откровенно антидемократических сил, идеология которых вполне позволяла им установить настоящую диктатуру. Поэтому нет смысла спорить о том, кто был более демократичен, а имеет смысл только честно признавать, какую именно идеологию представляла каждая из сторон и почему идеология одной стороны лучше, чем другой.

2. Идеологические либералы-западники в постсоветской России могли прийти к власти только путем диктатуры и только таким путем они могут сохранить свое влияние сегодня. Если бы в России 1993 года установилась реальная, прямая демократия, то влияние либералов свелось бы к нулю и они превратились бы в самую маргинальную политическую силу. Но только самые честные либералы готовы признать, что воля большинства народа, то есть реальная демократия, не является для них необходимой ценностью и что единственным реальным гарантом их влияния может быть та или иная форма “либеральной диктатуры”.

3. Сегодняшние либералы, выступающие против “вертикали власти” президента Путина, отказываются понимать и признавать, что начало этой вертикали было заложено именно Ельциным и именно в 1993 году. Именно разгон Парламента и принятие суперпрезидентской Конституции создали современную российскую государственность, которая очень нравилась либералам в 90-е годы, когда она работала на них, и они только потому начали критиковать эту систему в 2000-е годы, что благодаря Путину она перестала работать для них, а точнее, – перестала работать только для них.

4. Если бы к власти в России совершенно демократическим путем в 1993 году пришли коммунисты или националисты, то они бы установили в стране настоящую диктатуру с неизбежными репрессиями всех инакомыслящих, а вслед за этим вполне реален был бы распад России и ее ввязывание в самые разные войны, имевшие глобальные катастрофические последствия для всего человечества. Вместе с этим сама идея русского патриотизма и великодержавности была бы настолько дискредитирована, что ее бы еще очень долго нельзя было бы реабилитировать в массовом восприятии.

5. Если в случае победы Верховного Совета самого Ельцина и всех его сторонников неизбежно бы репрессировали, то в случае победы самого Ельцина все его противники не только сохранили жизнь, но и продолжили политическую карьеру – достаточно вспомнить, что сам Руцкой стал губернатором Курской области (1996-2000), а КПРФ все последующие 90-е годы была самой влиятельной партией в Государственной Думе. Антиельцинская оппозиция не испытывала никакого существенного давления власти, кроме постоянной травли со стороны либеральных СМИ, безраздельно господствовавших при Ельцине.

6. До сих пор официально неизвестно, сколько именно человек погибло 3-4 октября1993 года в Москве и кто именно убивал людей у Белого дома, а также, в чем был политический смысл этих убийств. Обратим внимание: среди всех жертв сентября-октября 1993 года не было ни одного заметного политического активиста, ставшего историческим символом анти-ельцинского сопротивления, что в кровавых конфликтах такого уровня практически никогда не бывает. Более того, ни один депутат Верховного Совета не был убит, а «ельцинские» танки по приказу министра обороны Павла Грачева стреляли именно по верхним этажам Белого дома, где было очень мало людей. Однако в любом случае была создана угрожающая картинка для СМИ, прямо подтверждающая расхожий тезис: «Ельцин расстрелял Парламент». Но в любом случае, какие бы факты не усложняли привычное представление о событиях то ли подавленного, то ли победившего путча 1993 года, ничто не отменяет необходимости найти убийц тех, кто оказался тогда около Белого дома (всего по разным оценкам около 150 человек) и довести все расследования до конца.

 

3 октября 2013 г.

Фото из Архива Юрия Абрамочкина

________________________________________________

Поддержать деятельность Интеллектуального Клуба «Катехон»:
№ карты Сбербанка VISA: 4276 3801 2501 4832

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

один × один =