Автор: admin

Как очень верно писал отец Павел Флоренский, «Из всех философских доказательств бытия Божия наиболее убедительно звучит именно то, о котором даже не упоминается в учебниках; примерно оно может быть построено умозаключением: Есть Троица Рублева – следовательно, есть Бог.» И такое доказательство или, точнее, «показательство» бытия Бога, говоря словами самого Флоренского, должно быть именно в том месте, ради которого оно создавалось – в Троице-Сергиевой Лавре.

Критиковать вообще не трудно, но стоит ли твоя критика того, чтобы хотя бы один человек после нее отвернулся от Церкви и тем самым лишил себя спасения? Следовательно, публично критиковать церковные реалии нужно таким образом, чтобы помочь Церкви, а не мешать ее служению.

В строгие и скорбные дни Страстной седмицы, как бы мы ни переживали страдания и смыслы этих дней, мы все равно не сможем забыть о том, чем на самом деле они окончатся, и что радость о Господе, в конце концов, победит любую печаль и любые страдания. “Благословен Царь, грядущий во имя Господне! Мир на небесах и слава в вышних!” (Лк 19:38).

В Благовещении весь мир получает новую жизнь и Новый Завет, с него начинается новая история твари, некогда изменившей своему Творцу. Сам человек никак не мог себя искупить и спасти, даже на пределе своих духовных возможностей, и поэтому Творец решил совершить это действие за человека, приняв его тварную природу. Значение этого праздника непосредственно подтверждается его влиянием на наиболее известные церковные песнопения.

В той степени, в которой Россия действительно ориентируется на православное христианство, в той степени ее фундаментальной, имплицитной, потенциальной философией является именно православный персонализм, который может и должен составить мировоззренческую основу полноценной Русской идеи – уникальной и универсальной.

Настоящий миссионерский поворот совершился в Русской Церкви только вследствие долгожданного догматического возрождения – самого важного, но самого последнего церковного возрождения, произошедшего в России со времен крушения коммунистической власти. Как и почти всегда в таких случаях, все началось с целой череды медийных скандалов, которые священноначалие уже никак не могло игнорировать, и мнение своих ревнителей в каждой ситуации оказалось важнее “дружбы с миром” (Иак 4:4) антицерковной богемы.

В постсекулярной ситуации перспектива концептуального употребления понятия личности несравнимо более неопределенна, чем на излете Античности или на заре Модерна, потому что теперь христианское сознание оказывается перед вызовом не одного, а сразу двух глобальных противников – и уходящего секуляризма, и наступающего неоязычества.