Праздник Народного единства 4 ноября был введен в 2005 году на волне борьбы с угрозой “оранжевой революции”, когда Кремль пытался очень неуверенно опереться на патриотические настроения и наконец-то ввести настоящий национальный праздник, укорененный в истории и затмевающий 7 ноября. Это было более чем правильное, давно востребованное, перезревшее решение, идеологически поддержанное большинством известных мне консервативных публицистов того времени, вдохновляющее и обнадеживающее. И приходится лишь констатировать тот прискорбный факт, что самые правильные телодвижения в патриотическую сторону наша власть совершает только тогда, когда чувствует опасность и вообще “всё плохо”. И как если бы не было Евромайдана, то не было бы и возвращения Крыма, так и если бы не было первого Майдана, то не было бы и этого славного праздника.
Но дальше с этим праздником возникла та же проблема, с которой сталкиваются все позитивные идеологические начинания Кремля – движение в сторону правильной идеологии наткнулось на полный идеологический вакуум самой власти, чуждой любых мировоззренческих самоограничений и действующей по ситуативному принципу ad hoc. В итоге столь значимый праздник национального возрождения превратился в такую же, ни к чему не обязывающую формальность, как его бессмысленный антипод – так называемый День России 12 июня.
И уже через два-три года стали раздаваться то ли унылые сетования, то ли злорадные упреки, что этот праздник якобы “не прижился” и “народ его не понимает”. С предсказуемым подтекстом – в отличие от 7 ноября, который весь народ якобы не забыл и во всю отмечает. Однако в этом рассуждении сквозит откровенный цинизм, ведь для того, чтобы день “великой октябрьской социалистической революции” когда-либо “прижился” и народ его “понимал”, сама революционная власть из года в год систематически насаждала его культ, не спрашивая никаких советов и не терпя никаких возражений, так что уже новые, идейно выдрессированные поколения “советского народа” воспринимали праздник “ВОСР” как такую же естественную данность, как осенний дождь или зимний снег. Разумеется, никакой, хоть сколько-нибудь заметной и эффективной идеологической работы наша власть в отношении этого праздника не проводила, ограничиваясь возложением цветов к памятнику Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому, и превратив его из дня православного и национального возрождения России в очередной день многонациональной и многоконфессиональной политкорректности, как будто извиняясь за то, что пришлось обратиться к событиям “допотопной” русской истории, никому не интересной и совсем не толерантной.
Я успел застать последние годы существования настоящей советской школы и очень хорошо помню, как нас буквально воспитывали в режиме праздничного советского календаря, каждый раз объясняя космический смысл и 7 ноября, и 23 февраля, и 22 апреля, и 1 мая, и, конечно, 9 мая. К 22 апреля все школьники должны были выращивать цветок в горшочке и приносить к большому портрету Ленина, неизменно выставлявшемуся перед классом, подобно праздничной иконе (я сам ни разу такой цветок не вырастил, что считалось страшным позором). И таких примеров сакрализации государственных праздников можно привести сколь угодно много. Конечно, в нашу эпоху невозможно и не нужно заниматься насаждением подобной “гражданской религии”, но разъяснять смысл праздника и создавать соответствующую атмосферу наше государство просто обязано, по крайней мере, на уровне элементарного воспитания и образования. Но многие ли школьные учителя вообще рассказывают своим ученикам накануне 4 ноября, что именно отмечается в этот день и почему именно это событие решили возвести в праздник Народного единства? Или у них даже нет такой задачи и для большинства наших школьников начало ноября скорее ассоциируется с Хэллоуином, чем с Мининым и Пожарским?
Между тем, для многих это будет новостью, включая советских и постсоветских учителей, но 4 ноября, а точнее, 22 октября по юлианскому календарю, праздник Казанской иконы Божией Матери, укоренен в истории России несравнимо глубже, чем т.н. ВОСР, бывшее не более, чем насильственным захватом партией большевиков города Петрограда.
Установлен был этот праздник не только в дореволюционные времена, но и в допетровские, а именно в 1649 году, когда царь Алексий Михайлович Романов ввел его как общегосударственный – в память о победе над польско-католической оккупацией и началом восстановления Московского царства. Но сущностная проблема 1612 года, в восприятии “средневекового” религиозного сознания, заключалась не в том, что власть в Кремле захватили этнически нерусские (тем более что поляки это славяне), а в том, что власть захватили неправославные.
Напомню, что заточенный в Чудовом монастыре Патриарх Гермоген вполне готов был согласиться на власть королевича Владислава Сигизмундовича, но единственным его условием было принятие польским ставленником православного христианства. Потому что главный смысл служения русского царя – в защите и распространении православной веры, это не просто царь этнических русских, это царь Третьего Рима. И таким образом в России вполне могла бы утвердиться польская династия, которая в скором времени, конечно же, бы сильно обрусела. Но, в свою очередь, весь смысл польской оккупации был в том, чтобы окатоличить Русь, потому что могущественное новообразование Речь Посполитая воспринимала себя как таран католической миссии в Восточной Европе и была таковым тараном. Вообще, замечу в скобках, что у нас до сих пор очень недооценивается историческое значение Польши XVI-XVIII веков: для современного русского человека это какая-то “маленькая страна” к западу от России, а в контексте европейской геополитики и католической истории это огромная держава, реальный претендент на роль католического катехона, не раз спасавшего номинальный западный “катехон” – империю Габсбургов… Также и пребывающий в смоленском плену у поляков митрополит Филарет (Романов) готов был согласиться с польской властью, но ссылался на позицию Патриарха Гермогена, будучи уверенным в том, что тот не дрогнет и останется верным Православию до конца.
Следовательно, преодоление Смуты в 1612-13 гг. имело, прежде всего, религиозное, христианское значение, это было восстановление не просто Московского, а именно Православного царства. Единственного в то время независимого православного государства в мире! И поэтому это событие имеет не локально-этнографическое значение, как не редко пытаются его представить наши «прогрессисты», а всемирно-историческое. В спасении православного мира — вот в чем главный смысл праздника 4 ноября!
Идея обозначить эту памятную дату в качестве “Дня народного единства” часто преподносится как противовес дню “ВОСР”, который если и имеет какое-то отношение к народности, то только как праздник народного раскола. В действительности народное единство – это именно то, что явили все герои 1612 года, когда вопреки русофобским мифам о неспособности русских к самоорганизации все страты русского общества объединились в общей задаче свержения еретического ига и восстановления единого Русского государства. И священство, и аристократия, и купечество, и казачество, и крестьянство, все проявили себя в этом святом общенациональном деле, так что если уж рисовать какие-то многофигурные картинки к этому празднику, то в них нужно изображать представителей всех социальных слоев того времени, а не всех возможных народностей РФ в их национальных костюмах, как это принято все последние годы.
День народного единства – это не про то, как русские объединились с нерусскими, а про то, как русские православные люди объединились друг с другом, чтобы свергнуть неправославных. И я совершенно уверен, что все нормальные граждане России, не причисляющие себя к русскому народу, никак не переживают по поводу того, что в России введен этот праздник и что он может быть истолкован в каком-то ксенофобском ключе, тем более по отношению к народам, которые никакой негативной роли в событиях Смутного времени не играли. Только мысля в категориях искусственного советского интернационализма можно бороться с угрозой этнических конфликтов путем культивирования этнического многообразия, тем самым только закрепляя в сознании соответствующих граждан их нерусскую идентичность. Если кто-то живет в России своими особыми этническими или субэтническими традициями, то им совершенно не требуется демонстрировать эти традиции по поводу и без повода на главных площадях страны, тем самым только напоминая им об их культурной инаковости. Этот великий праздник вообще не об этом, но поскольку у нашего государства нет никакой идеологии и каждый преподаватель на местах волен сам интерпретировать его по своему усмотрению или вообще игнорировать, то новые поколения российских граждан будут воспринимать его как какой-то странный бессмысленный выходной типа “дня России”, только почему-то в начале ноября. Да и почему “день России” в середине июня, тоже совсем непонятно.
Поддержать деятельность Клуба «Катехон»:
№ карты Сбербанка VISA: 4276 3801 2501 4832
