“Москва – Третий Рим”… В какой раз мы слышим эти слова? Насколько серьезно мы к ней относимся? Насколько серьезно мы вообще относимся к словам, претендующим на окончательное выражение Русской Национальной Идеи? Каждый, кто когда либо думал на эту тему, неизбежно сталкивался с этой, твердой и стройной как кремлевские башни формулой – “Москва есть Третий Рим, а четвертому Риму не быть”! У России не было никакой Национальной Идеи до возникновения этой формулы, не было её и после. Все попытки измыслить такую идею впоследствии неуклонно возвращались именно к этой формуле и были основаны на ней. И сегодня, когда наша страна вновь задается вопросом о своих исторических смыслах, именно эта формула становится последним ответом из всех возможных альтернатив. Готова ли наша политическая элита снова провозгласить эту идею во всеуслышание? Готовы ли мы сами её принять, если недостаточно понимаем внутреннюю логику её возникновения, её непреложную политическую актуальность? Для этого нам нужно вновь и вновь обращаться к её истокам, вспоминать весь арсенал тех надежно заряженных смыслов, которыми вооружена эта простая и лаконичная идея – “Москва – Третий Рим”.
1. Стратегия православной теократии.
Идея “Третьего Рима”, прежде всего, является идеей сугубо православной и её полноценное усвоение возможно только в рамках христианской ортодоксии, то есть Православия. При этом, возможны и вторичные, более экуменические и даже секулярные трактовки этой идеи, связанные с чистой культурологией римско-византийского наследия, что только подтверждает широту интерпретации этой идеи, но вне православного сознания эти интерпретации будут неполноценными. В формуле “Третьего Рима” сопрягаются две идеи – идея “Рима” и идея его “третьего” воплощения. Расшифровка этой формулы заставляет нас вернуться к подлинному, традиционному сознанию христианского Средневековья, сохранившемуся в наше время только в пределах Православной Церкви. Отправным источником христианской политической историософии была ветхозаветная Книга пророка Даниила, где изложено его толкование сна вавилонского царя Навуходоносора (Валтасар), разрушившего первый Иерусалимский Храм и взявшего в плен народ Израиля. В своем сне этот вавилонский царь увидел гигантского истукана с золотой головой, серебряной грудью, медными бедрами, и ногами, частью железными, частью глиняными. Но вдруг от рядом стоящей горы откололся огромный камень и ударил в железно-глиняные ноги истукана и разбил их. После этого удара от истукана ничего не осталось, а уничтоживший его камень “сделался великою горою и наполнил всю землю” (Дан. 2:35). Разрушение этого гиганта пророк Даниил трактовал как последовательное разрушение четырех царств – “золотого”, “серебряного”, “медного” и “железного”, после которого настанет последнее, “разделенное”, “железно-глиняное” царство. В христианской традиции, в частности у Ипполита Римского (ок. 200 г.) это толкование имело вполне однозначное развитие: “золотое царство” – это Вавилонская империя (ибо сам Даниил сказал Навуходоносору, что “золотая глава” – это именно он сам), “серебряное царство” – это Персидская империя, “медное царство” – это Греко-Македонская империя, а “железное царство” – это современная первым христианским апологетам Римская империя. Так история великих языческих империй вписывается в библейскую историософию. Необходимо понимать, что для ветхозаветного сознания подлинно легитимным могло быть только израильское Царство (1050-722 до Р.Х.), “золотым веком” которого было архетипическое правление Давида и Соломона. Уже после смерти Соломона в 922 году до Р.Х. это Царство раскололось на северное (Израильское) и южное (Иудейское), а через двести лет оно было завоевано Вавилонской империей. В библейском сознании правильное, Израильское-Иудейское Царство противопоставляется варварским царствам Вавилона и Рима. Но эти языческие царства существуют после праведного Царства и, тем самым, остаются единственными претендентами на всемирное правление. Обратим внимание на то, что качественное возвышение и Вавилонского, и Персидского, и Греко-Македонского, и Римского царства начиналось только после оккупации Иерусалима – места, где хранился Ковчег Завета. В самих же языческих традициях понятие Империи означало ничто иное как всемирное государство, претендующее на то, чтобы оформлять, упорядочивать все мировое пространство. Империя – это, прежде всего, порядок, греческий “космос”, за пределами Империи – беспорядок, греческий “хаос”. Поэтому Империя – это свет и культура, а за пределами Империи – тьма и варварство. В архаическом сознании обретение подлинно легитимной власти на Земле возможно только после овладения её абсолютным геополитическим центром, её “мировой оси”, её “святая святых”. Для древних народов Ближнего Востока, исключая иудеев, таким местом была столица месопотамской империи – Вавилон. Именно поэтому персы устанавливают там свою столицу, и именно поэтому даже европеец Александр Македонский остается в Вавилоне – он понимал, что никакую другую столицу во всей месопотамской ойкумене никто не признает. Три империи сменяли друг друга во времени, но их столица в пространстве оставалась одна и та же. Именно этот принцип осевого постоянства полностью воспроизвелся в Риме – не азиатской, а европейской столице. Языческий Рим, конечно, не осознавал себя наследником трех месопотамских царств, хотя христианская экзегеза связала его с вавилонским наследием. Да и чем был для гонимых христиан этот италийский город как не Новым Вавилоном? При этом, первые христиане осознавали Римское государство как последнее “железное” царство из пророчеств Даниила, с падением которой закончится история власти язычников и наступит новое время. В самой римской традиции также было представление о конечности своей истории – по легенде, выраженной в главном римском эпосе, “Энеиде” Вергилия Рим просуществует двенадцать столетий, а с его падением фактически кончится человеческая история. Напомним, что подобный эгоцентризм имперского самосознания вполне оправдан – любая Империя считает себя мировым государством, призванным выражать подлинный человеческий порядок на Земле, подлинное, окультуренное человечество, противостоящее окружающим варварам. С этой точки зрения никаких двух параллельных “империй” быть не может – как на небе не может быть двух солнц: любая иная империя представляется имперскому самосознанию подложной узурпацией, “анти-империей”, способной быть только “империей варваров”, империей тьмы и хаоса… Так название латинской столицы – Рим – становится нечто большим, превращается в особое геокультурное и геополитическое понятие. Рим – это центр гражданского мира, столица всемирной Империи. С его падением настанет конец этого мира и, возможно, начнется история нового мира, но мы пока об этом ничего не знаем. Поэтому, если Христианская Церковь могла поставить себе задачу победить языческий и вавилоноподобный Рим, то единственным путем для этого было воцерковление самого Рима, установление Христианства в качестве государственной религии Римской Империи. Именно это и произошло благодаря духовному и военному подвигу святого равноапостольного императора Константина, освободившему Церковь от гонений в 313 году (Медиоланский эдикт) и созвавшему Первый Вселенский Собор в Никее в 325 году, на котором была сформулирована первая часть православного Символа Веры и фактически установлена новая религиозная идеология Римской Империи.
Воцерковление Рима для многих христиан было потрясающей неожиданностью – до сих пор гонимая Церковь вдруг оказалась господствующей. В этой ситуации произошло преображение самого Рима – столица языческой империи стала столицей Христианской Империи, это был уже Новый Рим, наследующий не только саму римскую традицию, но и традицию ветхозаветного, Иерусалимского Царства. В то же время император Константин понимает, что в Риме очень сильны еще прежние традиции языческой власти, и инерция дохристианского подсознания еще не раз проявит себя. Кроме этого, италийский Рим – слишком далекий, слишком западный город для того, чтобы создавать настоящую всемирную Империю и распространять Христианство по всей известной ойкумене. И тогда святой Константин принимает решение перенести столицу Империи из Рима далеко на восток – в город Византий, бывшую дорическую колонию на европейском берегу пролива Босфор, прямо на границе Европы и Азии. Эту столицу он называет собственным именем – Константинополь (“город Константина”), и именно он становится новой столицей Новой Римской Империи. Вместе с этим произошла существенная культурная трансформация этого государства, поскольку новая столица находилась на греческой, а не латинской, территории, но вспомним, что кроме Римского Патриархата (будущего Ватикана), все остальные патриархаты также были греческими. Тем самым произошел своеобразный реванш греческой культуры над агрессией латинского Запада, и что ещё более важно – погружение имперской власти в контекст новозаветной культуры, языком которой был именно греческий. Это была эпоха новой эллинизации, и ее “новость” заключалась в её христианском содержании. Заметим, что также как есть Ветхий Завет и Новый Завет, также есть и Ветхий Рим и Новый Рим, и “новизна” Нового Рима заключается вовсе не в его эллинизма, а в том, что этот Рим – христианский. Идеал Нового Рима фактически был продолжением идеи Нового Израиля: если Новый Израиль – это Церковь Христова, то Новый Рим – это Империя самой Церкви. Так происходит великий синтез библейской и античной культуры.
После Второго Вселенского Собора в Константинополе, где была сформулирована вторая часть Символа Веры, Христианство фактически становится государственной религией всей Римской Империи. С точки зрения ортодоксального церковного сознания наиболее полноценным идеалом государства является Христианская Римская Империя – этот идеал будет преследовать все христианские народы, и только некоторые из них удостоятся чести стать носителями этой великой миссии. Именно поэтому новая Империя со столицей в Константинополе вовсе не собиралась называть себя “Константинопольской” или “Греческой”, а продолжала называть себя “Римской”, а своих граждан – “римлянами”, а точнее, “ромеями” (по более точной огласовке). В 395 году Новая Римская Империя не выдержала своих масштабов и была разделена на латинскую, Западную Империю со столицей в Риме и греческую, Восточную Империю со столицей в Константинополе. Это разделение во многом имело провиденциальный смысл, потому что в Ветхом Риме уже начинали возникать различные еретические тенденции рационалистического типа, которые в конечном счете составят глобальную ересь католицизма. Но до конца своего существования Западная Римская Империя, исчезнувшая под натиском остготов в 476 году, оставалась православной – Ветхий Рим действительно просуществовал свои двенадцать веков, а его миссия была продолжена в Новом Риме на берегу Босфора.
Восточная Римская Империя, в отличие от Западной, просуществовала значительно дольше – до 1453 года, то есть свыше тысячи лет. Именно поэтому в православной традиции возникали неизбежные соблазны считать эту Империю эсхатологическим “тысячелетним царством” из “Апокалипсиса” Иоанна Богослова (Откр.20:2). Только после падения этой тысячелетней Империи так называемые итальянские гуманисты назвали ее “Византией”, чтобы вытеснить из человеческой памяти её претензии на римское наследие. Но это название устоялось в европейской историографии и мы сегодня также пользуемся им, хотя мы всегда должны помнить о подлинном самоназвании этой великой державы. Отсюда же возникло такое понятие как византизм, означающее совокупность тех ценностных идеалов, на которые ориентировалась Византия и на которые могут ориентироваться все государства, желающие воплотить в себе идеал Христианской Римской Империи. Прежде всего, необходимо уяснить, что сама эта идея возникла в результате сознательного воцерковления античной культуры и античной государственности, а следовательно, является результатом активного миссионерства древней Церкви и включает в себя идею тотальной, вселенской миссии как свою определяющую предоснову. Византизм возник в результате миссии и несет миссию в себе как главное условие своего развития. Без активной миссионерской установки византизм неизбежно регрессирует в банальный цезаризм и обскурантизм. И только при четко оговоренной миссионерской позиции византизм становится тем, чем он должен быть – идеологией беспредельного православного империализма. Каковы основные, принципиальные положения этой Христианской Римской Идеи, иначе называемой византизмом?
2. Симфония Властей.
Во-первых, это идея Симфонии Властей, изложенная в VI новелле Кодекса Юстиниана Великого в 534 году и развитая во Введении (“Эпанагоге”) к своду законов 879 года императором Василием I Македонским. Симфония Властей – это решение основной задачи воцерковления государства, ключевой стратегический ход православной теократии. В этой модели государственная власть полностью сохраняет все свои права, всё своё управление земным, мирским пространством, но власть духовная, то есть, говоря современным языком, вся идеология этого государства принадлежит Церкви. К сожалению, в реальной византийской истории этот идеал очень часто нарушался самовольным вторжением императорской власти в дела церковные, вплоть до узурпации патриарших функций (ересь “цезаропаизма”). Конечно, у Церкви всегда был и остается “запасной вариант” создать собственное теократическое государство, но для этого нужна определенная уверенность в успешной реализации этого рискованного проекта, где на кон поставлено очень многое. Но именно поэтому византизм следует отличать от христианского фундаментализма – как систему симфонии от системы односторонней церковной власти (иначе называемой “папоцезаризмом”). Модель Симфонии – это косвенная теократия, она очень удобна для самой Церкви, потому что освобождает её иерархию от постоянной опасности невольного обмирщения, а государство получает от этого объединения универсальную религиозную идеологию, оправдывающую ее господство в сознании христиан всего мира. Этот момент очень важно подчеркнуть – любая национальная идея останется интересна только собственной нации, если не будет апеллировать к над-национальным, универсальным ценностям. Так языческая “римская идея” имела значение только для самих римлян, а идея богоизбранного еврейского народа могла быть воспринята только для самими иудеями. Идея Христианского Рима – это подтверждение уникального права на вселенское господство Римской Империи в рамках универсальной христианской религии, в которую могут войти все народы мира. Существует ли более точное название этой идеи? Да, существует…
3. Катехон.
Во-вторых, это идея Катехона – иное название Христианской Римской Идеи. Слово “катехон” по-гречески означает “удерживающий” или “держащий”. Это понятие восходит ко Второму Посланию апостола Павла к Фессалоникийцам (Солунянам), где автор говорит о последних временах и предупреждает: “Ибо тайна беззакония уже в действии, только не свершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь” (Фес.2:7). “Тайна беззакония” – это перевод греческого слова “аномия”, то есть отсутствие нормы, коррелят слова “аномалия”. Конец времен придет с полным торжеством ценностного нигилизма и анархии, но этому событию препятствует “удерживающий теперь”, то есть Катехон. Кто это? Или что это? Прежде всего, эта мистическая миссия сдерживания сил беззакония, то есть, собственно говоря, сил антихриста, может быть исполнена только Святым Духом, поэтому именно Он может называться Катехоном. Но через кого или через что совершает Святой Дух своё “катехоническое” действие? Совершенно очевидно, что только через Церковь, но как может Церковь удерживать мировое зло, если она сама гонима и не имеет никакой политической власти? Следовательно, эта миссия выполнима только при воцерковлении государства, которое произошло в 313 году волеутверждением императора Константина. Но поскольку апостол Павел говорит о настоящем ему времени, то можно сказать, что Римская имперская власть провиденциально уже носила “катехонические” функции и в этом плане Римская Империя действительно воплощала собой нормативное пространство мировой ойкумены. Однако, полноценным Катехоном мы можем назвать только новую, Христианскую Римскую Империю, и именно таковой себя считала Византия на протяжении всего тысячелетия. Поэтому конец этой Империи мыслился во всем православном мире как конец всемирной истории и торжество “тайны беззакония”. В этом плане, также как нужно отличать византизм от обычного церковного фундаментализма, также нужно отличать византизм от любых христианских утопий – в задачи Катехона вовсе не входит построение “рая на земле”, его задача – не допустить на земле того ада, который неизбежен с падением православного миропорядка.
4. Миссионерская экспансия.
В третьих, это идея беспредельной миссионерской экспансии Православной Церкви, проводимой при помощи имперского влияния Православной Империи. Мы уже сказали о том, что без миссионерской установки византизм вырождается в банальный цезаризм, что очень часто случалось в истории самой Византии. И действительно, нужно с горечью признать, что западные еретики – католики и протестанты – чрезвычайно преуспели в деле вселенской миссии в сравнении с православными ромеями. Другой вопрос – глубина и качество этой миссии, но в православном мире в какой-то момент произошел существенный сбой в этом отношении. Одним из объяснений этого сбоя была излишняя надежда Церкви на государство, которое было невозможно на Западе, где церковная власть была самостоятельна по отношению к государству и надеялась только на себя. Но из этого не следует, что миссионерским задачам препятствует само государство, вовсе нет: в недостаточной миссионерской активности виноваты сами иерархи, а также и миряне, не осознающие своих исторических задач. И именно отказ от активной миссии был отправной причиной исторического падения Византии в 1453 году, когда турки-мусульмане вторглись в Константинополь и превратили главный храм всей Империи – Собор Святой Софии – в очередную мечеть. Так пал Новый Рим и практически все православные народы от Балкан и до Кавказа оказались под властью Османского халифата. Но можно ли с исчезновением Византии говорить о падении Катехона?
Одно православное государство осталось независимым после катастрофы 1453 года – Московское Великое Княжество, границы которого постоянно расширялись во все стороны, обретая новые земли в наследие от распавшейся монгольской империи. Великий князь Иван III осознает уникальность своей ситуации: в 1472 году он женится на племяннице последнего византийского императора Софии Палеолог, с которой очень хотели породнится в Западном Рима. Еще в 1454 году Московская Русь принимает государственный герб Византии – черного двуглавого орла на золотом фоне. В 1497 году на груди орла появляется герб Москвы – святой всадник Георгий Победоносец, повергающий демонического змия. В 1485-95 гг. итальянские архитекторы, выученные по византийским образцам, строят символ русского византизма – Московский Кремль. Эти события закрепляют за Московской Русью историческую миссию наследия Византии, что очень скоро находит свое идеологическое оформление. В 1523 году инок Псковско-Елеазаровского монастыря Филофей пишет в своем “Послании на звездочетцев” к псковскому великокняжескому диакону Михаилу Мунехину, позже переадресованному Великому князю: “Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не быть”. Для подтверждения этой идеи Московскому Великому Княжеству нужно было стать Царством, что и произошло в 1547 году, когда великий князь Иван IV Грозный принял звание Царя, а в 1589 году митрополит Московский Иов становится Патриархом. Именно в Уложенной грамоте Поместного Собора на установление Патриаршества идея инока Филофея обретает полноценное, каноническое звучание “Москва – Третий Рим”. Отныне – именно Россия является Новой, Христианской Римской Империей, именно Россия является Новым, Северным Катехоном или Северной Византией, именно на России лежит миссия вселенской православной экспансии, и её континентальные, евразийские масштабы вполне позволяют исполнять этот долг перед Богом и человечеством. Третий Рим неполноценен без Третьей Римской Империи. Именно отсюда возникает тот всемирный пафос русского национального самосознания, о котором впоследствии будут говорить все великие православные мыслители. И разве презрительное, марксистское именование России “жандармом Европы” не является иным признанием за этой “северной империей” миссии Катехона, удерживающего? Разве тяжелейшее спасение Европы от апокалипсической агрессии варварских деспотий Наполеона и Гитлера не было провиденциальным исполнением этой миссии?
Следует сделать очень важную оговорку и напомнить, что желание узурпировать звание “Христианского Рима” постоянно возникало на Западе, порождая все новые и новые еретические образования. Наиболее известной попыткой была так называемая “Римская империя германских наций”, восходящая к первой католической монархии Карла “Великого” и унаследованная Австрийская империей. Свои претензии на римское наследие имела и богохульная “империя” Наполеона, и “третий рейх” Гитлера, и даже современные США, часто копирующие древнеримскую эстетику. Это желание понятно: только Катехон является подлинно легитимным государством в христианском самосознании. Поэтому не стоит удивляться, когда мы, например, встречаем двуглавого орла на австрийских флажках или византийские традиции в англо-американской политике. В любом случае эта узурпация порождает лишь искусственную пародию на Новый Рим, напоминающую нам скорее Новый Вавилон или Новый Карфаген. Ересь есть ересь, и никаких оснований на какое-либо византийское наследие у еретических цивилизаций нет и быть не может.
Можем ли мы сказать, что мессианская идея Третьего Рима лежит в подсознании русского народа? Сложный вопрос, на это можно только надеяться. Но в самой русской культуре и самой российской государственности импульс Третьего Рима развит с определяющей, сверхисторической силой. Все конфликты русской истории – это конфликты вокруг своеобразных интерпретаций этого импульса. Трагический Раскол XVII века был ничем иным как расколом между двумя пониманиями задач Третьего Рима. И даже в секулярно-западнических проектах Петра I, и даже в большевистском угаре ХХ века воспроизводит себя этот имперский, византийский импульс, который без правильного, православного оформления и содержания может низвести Россию до очередного “железно-глиняного царства”. В разные периоды своей истории Россия по-разному приближалась к идеалу Третьего Рима, но сама задача воплотить этот идеал не снимается никогда. И сегодня у России есть все шансы вновь заявить о себе как о Третьем Риме. Несмотря на то подобие ада, через который Россия прошла в ХХ веке, сегодня у нас есть серьезные преимущества перед иными эпохами нашей истории. В отличие от синодально-петербуржского периода, столица России находится в Москве – Третьем Риме и Русской Церковью управляет Московский Патриархат. В отличие от советского периода, Православная Церковь сегодня свободна от государства как никогда, и имеет все возможности заниматься его серьезным воцерковлением, что и происходит по мере нашей с вами активности. В отличие от либеральной узурпации 90-х годов, сегодня каждый может прямо заявлять о своей приверженности клерикальным, имперским и национальным ценностям России, и не чувствовать себя в неизбежной оппозиции. Сегодня идея Третьего Рима, идея русского неовизантизма, не имеет никаких конкурентов во влиянии на власть и именно поэтому эта идея кажется врагам России наиболее опасной и именно поэтому она сознательно замалчивается либерал-лоялистской элитой как главный ответ на все вопросы сегодняшнего дня. Миссия Третьего Рима далеко не завершена, смысл русской истории еще не исполнен. Каждый из нас, православных граждан России, носитель этого смысла, агент Христианской Римской Идеи в мире наступающего варварства. Каковы основные, категорические императивы Третьего Рима как национальной проекции этой универсальной идеи в XXI веке?
5. Москвоцентризм.
Миссия Третьего Рима распространяется на всю Россию, и даже входящие под ее покровительство народы и страны могут считать себя причастными к ней, но осевым носителем этой миссии остается Москва, резиденция русского Патриаршества. Сакральное значение Первопрестольной сохраняло свою силу и в петербуржский период – все венчания на Царство все равно проходили в Москве, и неслучайно Наполеон пошел завоевывать именно Москву, потому что в сознании русских именно этот город оставался подлинной столицей России. Центральное значение Москвы приходится отстаивать сегодня, ибо каждая антиправославная идеология предлагает свои варианты переноса столицы: либеральные западники вновь поговаривают о Петербурге (первая ласточка – перенос Конституционного Суда), тоталитарно ориентированные “азиопцы” намекают на Казань (А.Дугин) и Владивосток (С.Переслегин). В этой ситуации верность Москве – это верность православному, ортодоксально-христианскому пути России. При этом, сакрально-географический и геополитический москвоцентризм вовсе не предполагает какое-либо подавление провинции: напротив, культурное и экономическое процветание всех российских территорий – аксиома русского неовизантизма, но все ветви государственной власти должны сохранятся в Москве, в этом состоит абсолютный залог имперского централизма. Однако, одним централизмом этот императив не исчерпывается: необходимо возрождение московского духа, московского исторического пафоса, можно сказать, Великого Московского Мифа как мифа о Третьем Риме, о столице великой, мессианской и миссионерской континентальной Империи от океана до океана. Москва, как и Рим – есть нечто большее, чем просто название столицы, это другое имя Русской Идеи.
6. Московский Патриархат – Вселенский.
Излишняя осторожность и смиренность членов Поместного Собора 1589 года не позволили им довести идею Москвы – Третьего Рима до конца и прямо провозгласить Московский Патриархат Вселенским. Для этого были и есть все необходимые основания. Прежде всего, как возможна Православная Империя, если нет Вселенского Патриархата? Эти понятия взаимополагают друг друга. Равным образом как возможен Вселенский Патриархат, если его оккупировали пришлые еретики и он уже не может полноценно исполнять свои функции? Из пяти древних Патриархатов Константинопольский получил законное звание “Вселенского” на Втором Вселенском Соборе в 381 году именно потому, что оказался реальным, столичным Патриархатом (хотя до этого “первым среди равных” считался Римский Патриархат, чрезвычайно обиженный на такое понижение). Но Византийской Империи больше нет и Константинополь переименован в Стамбул, в то время как Третий Рим сохранился, и в сравнении с Турцией, Православие в России почти государственная религия. Какие же основания у этого фактически “Стамбульского” Патриархата продолжать называть себя “Вселенским”? Более того, минимальное изучение пост-византийской истории этого Патриархата говорит нам о том, что он сразу впал в зависимость от турецких властей и всегда боролся против России и Русской Церкви, внося полный раскол и хаос в международную православную политику. С возрождением Московского Патриархата в 1943 году “Стамбульский” Патриархат откровенно перекупается ЦРУ и становится основным агентом влияния США в восточно-христианском мире. На сегодняшний степень канонической беспринципности и политического произвола со стороны этого Патриархата достигла такой степени, что его авторитет во всем православном мире упал до абсолютного нуля и только уважение к формальной традиции вынуждает нас продолжать называть его “вселенским”. В то же время реальным Вселенским Патриархатом по всем возможным основаниям уже с XV века и, уж по меньшей мере, со времен русско-турецких войн, когда “Константинопольский” Патриархат открыто поддерживал своих оккупантов, был и остается именно Московский Патриархат, и полнота Третьего Рима невозможна без канонического закрепления этого положения. Статус Московского Патриархата – универсальный, он выше положения национальной Русской Церкви, в нем также могут состоять Церкви других наций, как в Российскую Империю могут входить другие страны. Возвращение подлинных смыслов в русскую историю невозможно без решения этой, во многом центральной, проблемы.
7. Православное Контрпросвещение.
Как писал в своей знаменитой книге “Византизм и славянство” (1875) Константин Леонтьев: “Что такое византизм? Византизм есть прежде всего особого рода образованность или культура, имеющая свои отличительные признаки, свои общие, ясные, резкие, понятные начала и свои определенные в истории последствия”. И действительно, для того, чтобы принять идею Третьего Рима, необходимо уже очень много знать и понимать: что означает “Рим” и почему “Третий”? Идеологическая пропаганда этой идеи немыслима без сопровождающего ее перманентного просвещения, разъяснения и рассуждения, столь свойственного первым Отцам Церкви, вошедшим в историю мировой философии. Православное миссионерство влечет за собой погружение в конкретную культурную традицию – традицию Православной Церкви, в этом его сложность в сравнении с поверхностной протестантской агитацией и в этом его преимущество в сознании всех ищущих интеллектуалов. Программа Третьего Рима в XXI веке – это, в первую очередь, программа глобального православного Просвещения или, если под “просвещением” понимать секулярный проект Модерна XVIII века, программа религиозного “Контрпросвещения” (по аналогии к “Контрреформацией”). И первый шаг на этом долгом и широком пути – введение в средней общеобразовательной школе предмета “Основы православной культуры”, объясняющему современным российским школьникам базовые, традиционные принципы русской и европейской цивилизации. Второй шаг – возвращение в систему российского образования двух классических языков Отцов Церкви, без которых византийское наследие остается добрым пожеланием. Вместе с этим необходимо поставить вопрос о возрождении церковнославянского языка как живого языка религиозного общения между всеми православно-славянскими народами и исторической основы современного русского языка. Третий шаг – качественное воцерковление российских СМИ и, прежде всего, телевидения. Создание федерального православного телеканала – пороговый этап этого многообразного процесса. Граждане России всегда должны иметь возможность знать православную точку зрения на все актуальные и глобальные вопросы, и чувствовать себя носителями основополагающей культурной традиции, а не очередными сектантами в излишне “толерантном” “светском” государстве. Все эти шаги можем сделать только мы сами: миссия Катехона – это не только прошлое, но настоящее и будущее России, и невозможно считать себя гражданином Третьего Рима, не участвуя в политической жизни его форума и не исполняя постоянную задачу воцерковления несовершенного государства. История Третьего Рима далеко не завершилась, она продолжается на наших глазах, сквозь нас, нашим действием и нашим бездействием. Отдадим ли мы его стены штурмующим ордам варваров и еретиков? Позволим ли мы открыться “тайне беззакония”? Разменяем ли мы наследие трех тысячелетних империй на эфемерные компромиссы сегодняшнего дня? От нас зависит и нам отвечать.
Статья опубликованпа в журнале «Православная беседа» №2 (2007).
