Сама идея дня своей страны, аналогом которого могут быть идеи «дня нации» или «дня национального единства», совершенно закономерна для любого государства, созданного на определенной национальной основе и желающего впредь развивать свою национальную идентичность.
Очень жаль те страны и народы, история которых не столь богата масштабными событиями национального подъема, чтобы превращать их в государственный праздник, но если мы говорим о России, то наша страна в этом отношении настолько богата, что искусственно придумывать и вымучивать какой-либо праздник нам просто нет никакого смысла. Россия существует тысячу лет, наша страна не раз распадалась и собиралась в огромное государство, наши войны и наши победы имели всеевропейское, а иногда и всемирное значение, у нас есть очень много очень разных версий национальной историософии, и делать вид, что мы живем с абсолютного нуля, что история России началась в 1917 или 1991 году — бессмысленно и аморально. Поэтому у любого хоть немного мыслящего русского патриота неизбежно возникает вопрос о том, что же мы празднуем 12 июня и почему именно эта дата претендует быть «Днем России»? Могу сказать за себя: у меня нет внятного ответа на это вопрос, и я вообще не думаю, что он может быть у кого-либо, кто хорошо представляет себя тысячелетнюю историю нашей государственности.
Хотя 12 июня 1990 года мне было всего 11 лет, я очень хорошо помню этот странный день, когда Первый съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете республики. Абсурдность этой декларации очевидна для меня до сих пор, и тогда я мог быть уверен в чем угодно относительно этого события, но только не в том, что уже в 1993 году 12 июня станет праздником в честь «Дня принятия декларации о государственном суверенитете», а в 2002 году его объявят «Днем России». Однако попытаемся понять логику его инициаторов, если её вообще можно проследить.
С 1991 года мы действительно живем в новом государстве, которое нуждается в своей особой, убедительной апологии, иначе всегда можно поставить вопрос о его полноценности. Неприятно жить в государстве, которое по общему мнению хуже предыдущего, — необходимо доказать, что хотя бы в какой-то сфере общественного бытия, и при том очень существенной сфере, это государство принципиально лучше прежнего, и, тем самым, имеет право не только на существование, но и на господство — внутреннее и внешнее. Разумеется, всем угодить невозможно, да это и не нужно, но должна быть определенная идеологическая традиция, имеющая явное национально-державное измерение, в рамках которой это государство было бы оправдано. При первом же приближении можно сразу сказать, какая идеологическая традиция для этого совершенно неадекватна — это «красная», коммунистическая традиция, поскольку сам проект РФ развивался в отрицании коммунистической идеологии и в этом отношении настоящие левые коммунисты обречены быть в оппозиции этому государству, а само государство обречено всячески подчеркивать свои преимущества перед большевистским прошлым. Соответственно, источник своей идеологической легитимности проект РФ может обрести только в той широкой и весьма разнообразной традиции, которую лучше всего назвать «белой», за неимением более точных определений. И это действительно так — с первых дней своего существования РФ возродила в качестве своих государственных символов византийско-московского двуглавого орла и национальный триколор, что было совершенно естественно. Тем более, остается только сожалеть и недоумевать о том, почему за все последующие годы новая власть практически ничего не делала для формирования официальной патриотической идеологии или хотя бы для развития «белого мифа» и культивации Белого движения, как будто она не обязана была это делать. Я знаю, что даже Марк Захаров предлагал Ельцину создать нечто вроде идеологического комитета по пропаганде неопатриотических ценностей, но последний строил из себя «демократа» до конца и сравнил такую идею с геббельсовщиной. Однако сегодня мы видим, что ситуация резко изменилась и власть гораздо сознательнее относится к Белой идее. Достаточно вспомнить, как Путин только что на свои деньги построил надгробные памятники Деникину, Ильину и Шмелеву. Но вернемся к нашей дате…
Именно потому, что наша власть в 90-е годы, желая быть как можно более либеральной, не задумывалась о новой национальной идеологии, её символическая политика была крайне непродуманной и поспешной. Поэтому возрождение того же двуглавого орла и триколора было скорее действием Промысла, чем результатом обдуманного решения. Даже когда я сам в 90-е годы скептически относился к этому флагу, меня коробило от того, что там и здесь его вешали в перевернутом виде и вместо извинений оправдывались ответом «а какая разница?». Все, кто читал книгу Хантингтона «Столкновение цивилизаций», помнят, как она начинается с позорного факта — 3 января 1992 года в зале одного из правительственных зданий Москвы во время встречи российских и американских ученых над всеми висел российский триколор, только в перевернутом виде, и раньше всех это заметил один американец. Таким образом, власть 90-х осознавала необходимость новой идеологической символики, но она не знала и не понимала, какой конкретно она должна быть. Отсюда обращение к 12 июня 1990 года как якобы дню исторического значения.
Что конкретно произошло в тот день? Первый съезд народных депутатов РСФСР провозгласил Декларацию о суверенитете самой РСФСР. На первый взгляд, это выглядит очень правильным шагом — любое государство рано или поздно провозглашает свой суверенитет. Более того, если государство не суверенно, то оно, строго говоря, не совсем государство. Однако этот первый, свежий взгляд был бы правильным, если бы речь шла о какой-то несчастной стране, только что освободившейся от оккупации. Но РСФСР не была никем оккупирована, РСФСР не была оккупированной частью СССР, потому что СССР возник на основе самой РСФСР и воспринимался его национальными меньшинствами как государство, созданное русскими. Даже первые слова советского гимна недвусмысленно на это указывали: «Союз нерушимый республик свободных / Сплотила навеки Великая Русь«. Конечно, мы можем как угодно оценивать соотношение великорусской державности и советского проекта, но отрицать стержневую функцию великорусского народа в этом проекте невозможно. Поэтому провозглашение суверенитета РСФСР в рамках СССР — это фактически провозглашение независимости России от своих собственных территорий, от самой себя. Никакого иного внятного смысла в этом постановлении нет. Очевиден «анти-красный», антикоммунистический смысл этой декларации, но ведь у нее нет и «белого», национально-имперского смысла.
Заранее зная, насколько по-разному люди интерпретируют заявления подобного уровня, я бы хотел уточнить свою позицию. Я ни в коем случае не хочу сказать, что мы должны искать какой-то «красно-белый» синтез ради удовлетворения чьих-то частных эмоций и реабилитировать ГКЧП. Я также ни в коем случае не хочу сказать, что любой государственный праздник должен быть непременно понятен и приятен абсолютному большинству населения и отзываться в душе каждого россиянина — это был бы дешевый демократический популизм. Я хочу сказать только то, что у любого решения относительно политических символов нашей страны должна быть внятная логика, адекватная задачам развития национально-государственного самосознания российских граждан.
В этой связи имеет смысл сравнить эту вымученную дату с двумя другими событиями из истории современной России, довольно различными по своим идеологическим коннотациям. С одной стороны, можно вспомнить, как в 2000 году гимн России сменил музыку Глинки на музыку Александрова, которая с 1944 года служила гимном СССР. Многие тогда считали, что речь идет о возвращении к советской власти, но в действительно речь шла о том, что гимн такой страны, как Россия, должен соответствовать её историческим масштабам. При всем уважении к «Патриотической песне» Глинки, эта музыка все-таки не может быть гимном огромного тысячелетнего государства, — для этого она недостаточно торжественна и не вызывает никаких позитивных политических эмоций у массового слушателя. Что касается музыки Александрова, то она как раз отвечала этим требованиям. Большинство депутатов Госдумы и власть в целом хорошо понимали, что торжественные звуки этого гимна ассоциируются у большинства населения не с ужасами тоталитарного прошлого, а с достижениями своей Родины, которые зачастую были возможны вопреки этим ужасам. Вообще, я считаю, что нужно принципиально различать коммунизм как секулярно-тоталитарную идеологию, пришедшую с Запада, и советизм как исторически изменчивую систему адаптации этой идеологии к реалиям русской цивилизации. Это отдельная долгая тема, но это так: советская государственность и власть коммунистической партии — это разные явления, и между ними периодически возникали конфликты. Кстати говоря, с изменением 6-й статьи Конституции СССР о «руководящей и направляющей силе» КПСС это государство вообще перестало быть коммунистическим в точном, юридическом смысле слова, хотя реальная власть была ещё в руках коммунистов. Поэтому нужно различать свержение КПСС в августе 1991 года и раздел СССР в декабре того же года как разнородные события. И принятие гимна Александрова в 2000 году — это шаг навстречу не коммунистической реакции, а государственнической, это акт о наследии государственности СССР, но не его идеологии. Между прочим, этот объективный шаг «вправо» по-своему воспроизводил саму акцию введения этого гимна в 1943 году. Когда нацистская Германия напала на СССР, коммунистическая власть решила заигрывать с национальными чувствами русских, в связи с чем её политическая эстетика и риторика сильно изменились. До того момента гимном России был коммунистический «Интернационал» французского происхождения. Кстати, «Патриотическая песнь» Глинки тоже с самого начала называлась по-французски — «Motif de chant national». И вот в 1944 году Сталин приказывает придумать новый гимн, более национальный, и именно так возникает гимн Александрова со стихами Михалкова, где уже речь идет о Великой Руси. Также и новая власть в 2000 году, обращаясь к этому гимну, демонстрирует консервативный поворот. И вполне понятно, почему новые слова для гимна Александрова вновь написал Сергей Михалков — это говорит только о преемственности российской государственности, да и сами слова очень хорошие: там сказано и о том, что «Россия — священная держава«, и о «южных морях», что на самом деле крайне важно, и наконец, о самом главном, о Боге: «Хранимая Богом родная земля!«. Таким образом, слова гимна вместо «красных» становятся «белыми», а его гениальная, пронзительная музыка сохраняется. Ещё раз подчеркиваю, что в том, что я сейчас говорю, нет никаких «сменовеховских» смыслов, я только призываю различать идеологию и государство, так же как нужно различать идеологию и народ.
С другой стороны, так же как у современной власти есть стремление воспринять от советского наследия всё самое лучшее, отбросив худшее, также есть абсолютно закономерное стремление придать политической канонизации те или иные имена и события постсоветской истории, истории демократической России. В частности, я имею в виду недавнее открытие в Санкт-Петербурге Президентской библиотеки имени Бориса Ельцина, которое вызвало неоднозначную реакцию в патриотических кругах. Однако я считаю, что к этому событию может быть только две законных претензии. Во-первых, лично я не очень понимаю, почему Президентская библиотека находится не в столице, а в другом городе, каким бы прекрасным он ни был. Президентская власть находится в Москве, в Кремле, и должна находиться там и только там — это абсолютный императив духовного и геополитического москвоцентризма русской державной традиции. Хорошо, что библиотека задумана как электронная по определению, но причины такой локализации всё равно непонятны. Во-вторых, многим очевидно, что президент Ельцин, мягко говоря, не самое читающее лицо в истории России, и поэтому можно было бы найти кого-то поинтереснее, но вот эту претензию я как раз вынужден снять по очень простой причине, — ведь сама библиотека задумана как «президентская», как библиотека главы государства, а первый президент у нас Ельцин, а не Сергей Аверинцев и не Вадим Кожинов, следовательно, президентская библиотека может быть названа его именем. Мы не обязаны любить Ельцина, но мы как граждане должны его уважать. Я даже сейчас не говорю об идеологическом оправдании Ельцина, которое для меня на большом расстоянии стало очевидно, ведь если бы была другая, известная власть, то вряд ли все мы, столь свободолюбивые интеллектуалы всех мастей, смогли бы все эти годы столь свободно рассуждать на любые темы, делать свои клубы, журналы и сайты. К сожалению, в право-консервативной среде ценность политической свободы ещё не всеми осознана как принципиально важная, — многим, видимо, требуются хорошие репрессии, чтобы они потом вспоминали как вольготно было «при царе Борисе», если, конечно, ещё будет кому вспоминать. Но дело не только в этом, — дело в том, что если мы сегодня не научимся уважать нашу законную власть, то мы никогда не сможем построить общество, основанное на консервативных ценностях. Мы живем в государстве со столицей в Москве — Третьем Риме, с имперским орлом в качестве герба, с русским национальным триколором в качестве флага, с упоминанием о Боге и священной державе в гимне, и первым президентом этого государства был Борис Ельцин, а следовательно, всё президентское в нашей стране имеет право носить имя Ельцина. Как видим, в этом небольшом контексте логика политической канонизации «демократических» символов абсолютно адекватна, но почему же тогда она дает сбой в таких масштабных вопросах, как «День России»?
У России очень много известных и менее известных дат, которые могли бы претендовать на этот статус. 28 июля 988 года — мало кому известный, но все-таки День Крещения Киевской Руси, который, между прочим, празднуется на Украине указом Ющенко. Очень опасно для нашего исторического самосознания разрывать киевский и московский период русской истории, и отдавать первый малоросским националистам. Малая Русь, Белая Русь и Великая Русь — это единое национальное и историческое пространство, мы один народ, народ одной, единой Поместной Церкви, и мы не должны забывать об этом. 5 апреля 1242 года — Ледовое побоище, остановившее оккупацию Руси со стороны Тевтонского ордена. Кстати говоря, Патриарх Кирилл, благодаря которому святой благоверный князь Александр Невский занял первое место на конкурсе «Имя России», предложил 12 июня праздновать день рождения этого великого героя земли русской, и я считаю, что было бы очень удачным ходом нашей власти установить именно этот праздник вместо «дня России». Одновременно праздновать и то, и другое мне кажется страшной натяжкой, поскольку день рождения святого Александра Невского никак не может быть Днем России, как не может быть Днем России день рождения какого-либо человека вообще. Кроме святого Александра Невского у нас также есть святой Дмитрий Донской, фигура которого до сих пор недостаточно оценена нашими идеологами. 21 сентября 1380 года — Куликовская битва, после которой началось освобождение от восточного ига и объединение русских земель. Более того, по своему значению это событие равно знаменитой битве при Пуатье в 732 году, поскольку спасло христианскую Европу от нарастающего наступления иноверцев, только уже с востока. Наконец, есть 4 ноября 1612 года — День народного единства, освобождение Москвы от польской оккупации, начало восстановления Московского Царства и, одновременно, День Казанской иконы Богоматери. По-моему, это на редкость удачная дата, которую мы празднуем с 2005 года, и я совершенно не понимаю, зачем ей нужны какие-то альтернативы.
На этом фоне «декларация о суверенитете РСФСР» 12 июня выглядит очень бледно, если вообще как-то выглядит. Очевидно, что объявление этой даты «Днем России» в 2002 году вместо «Дня принятия декларации о государственном суверенитете Российской Федерации» было попыткой облагородить этот невнятный праздник, но это как раз тот самый случай, когда «хотелось как лучше, а получилось как всегда». Если наша власть продолжит двигаться в направлении национально-державного возрождения и рационализации политической культуры страны, то рано или поздно этот праздник просто будет отменен. Понятно, что власть не хочет делать резких движений и признавать очевидную ошибку, но тогда нужно помочь ей выйти из этого положения, и лучшим выходом было бы просто объявить эту дату Днем Александра Невского, логически связав его с идеей суверенитета России, но не «Днем России». То есть праздник остается, но его смысл меняется — можно только уверить власть, что народ этого не заметит. Не заметит просто потому, что декларация о суверенитете РСФСР 1990 года никаких эмоций не вызывает, а национальный праздник должен вызывать эмоции и, прежде всего, эмоции национальной мобилизации. На уровне идеологических символов этот праздник — последний рецидив вечно «переходного периода» с его бесконечной невнятицей, от которого нужно тихо и спокойно избавиться.
12 июня 2009 года
Поддержать деятельность Клуба «Катехон»:
№ карты Сбербанка VISA: 4276 3801 2501 4832
