Если для стороннего наблюдателя в Православной Церкви есть какие-то совсем непонятные, странные, загадочные праздники, то самый загадочный из них это, конечно, Преображение Господне, отмечаемое 19 августа по новому, то есть григорианскому стилю. Даже многим православным прихожанам не до конца понятно, в чем смысл этого летнего торжества, ведь все события, которым посвящены отдельные церковные праздники, знаменуют собой определенные вехи в Священной Истории, двигают библейский сюжет вперед и дают большой простор для нравственного наставления. Но событие Преображения Господня, на первый взгляд, само по себе ничего не меняет и никакой новой информации о Христе не открывает: на своем последнем пути из Галилеи в Иерусалим, за сорок дней до грядущего распятия, Иисус взошел на одинокую гору Фавор, взяв с собой самых близких учеников, апостолов Петра, Иакова и его брата Иоанна.
И вдруг произошло неизреченное чудо: Иисус “преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет. И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии”. (Мф 17: 2-4).
Формально после этого события ничего не изменилось и произошедшее на Фаворе можно записать лишь в одно из многочисленных чудес, совершаемых Иисусом. Но ничего особенно нового здесь нет только для нас – читателей Евангелия, уже знающих о том, что по христианскому вероучению Иисус это не простой человек, а сам Бог, сотворивший весь мир по своей воле, и поэтому нет ничего удивительного в том, что он вдруг мог бы озариться ослепительным светом или призвать к себе сколь угодно древних ветхозаветных святых. Поскольку Бог всемогущ, то он может абсолютно всё, а уже совершенные Иисусом к этому моменту чудеса только подтверждают его сверхъестественные возможности. Но постараемся увидеть это событие глазами самих апостолов: никто из них не знал будущего, а сомнения в божественном происхождении Учителя могли посетить их в любой момент, и вот уже по прошествии трех лет своего учительства столь знакомый ученикам Иисус из Назарета предстает перед ними в совершенно новом, преображенном виде: он источает из себя, подобный солнцу, ярчайший свет, до сих пор невиданный и незнакомый, светоносны даже его одеяния, а рядом с ним возникают фигуры наиболее авторитетных, ключевых наставников ветхозаветной веры, каких только можно было себе тогда представить: главный законодатель Моисей, выведший народ Израиля из языческого египетского плена, и первый крупнейший пророк Илия, обличавший народ Израиля, когда значительная его часть впала в новое язычество. Более того, если Моисей умер и о его могиле никто не знает, дабы она не стала местом языческого поклонения, то Илия, как благочестивейший Енох, был живым вознесен на небо, и они оба вернутся в конце времен, перед Вторым пришествием, обличать власть антихриста. То есть это те самые “закон и пророки”: главный законодатель и авторитетнейший пророк.
В восприятии апостолов самим своим присутствием рядом с Иисусом Моисей и Илия символически свидетельствовали, что именно он есть тот самый Мессия, по-гречески “Христос”, которого все иудеи ждали как своего Спасителя и завершителя мировой истории перед последним Судом. Но вспыхнувший из самого Иисуса, ни с чем не сравнимый свет, свидетельствовал о бесконечно большем, чем мессианство. Этот свет явно открывал иную, нечеловеческую, а именно – божественную сущность Иисуса, не только как Христа, но как самого Бога, озаряющего сотворенную материю самим собой, своим собственным, неиссякаемым – нетварным светом…
Ничего прекраснее этого света, названного впоследствии Фаворским, апостолы на себе никогда не испытывали, для них самих на тот момент это был апофеоз их жизни, обретение настоящего блаженства и ничего иного они уже не желали. Именно поэтому Петр предложил Христу здесь и сейчас соорудить три кущи, то есть три шатра — для него самого, для Моисея и для Илии, чтобы остаться в этом месте, возможно, навсегда. Но это внезапное фаворское блаженство не могло быть смыслом и целью апостольского служения, и не для того Христос явился в мир, чтобы создать здесь небольшой рай для трех человек, да и сам этот мир в своем грехопадшем состоянии уже не мог быть раем ни для кого и никогда. Христос подарил этим трем ученикам момент подлинной божественной благодати, после которой они узнали об Иисусе уже нечто несравнимо большее, чем все остальные апостолы.
Но вдруг, вместо уже знакомого голоса Иисуса, они услышали незнакомый, нездешний голос его Отца из внезапно осенившего их светящегося облака: “Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение” (Мф 17:5). Аналогичные слова Отец уже сказал самому Иисусу три года назад, в момент его крещения в водах Иордана, когда Святой Дух снизошел на него в виде голубя и был глас с небес: “Ты Сын Мой Возлюбленный; в Тебе Моё благоволение!” (Лк 3:21-22). Но теперь эти слова отчетливо услышали трое самых близких учеников Христа и у них уже не могло быть никакого сомнения: перед ними не только Мессия, а сам Сын Божий, и об этом свидетельствует уже не сколь угодно авторитетный законодатель и пророк, а сам Бог. “И, услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались” (Мф 17:6).
Однако даже после столь беспримерного мистического опыта апостолы еще не осознали, что Иисус не только Сын Божий, а сам Бог, и также в истории Церкви на протяжении многих веков его истинное вероучение оставалось сомнительным для многих простых и непростых христиан. И хотя аскетическая практика стяжания Фаворского света была знакома всем поколениям православных мистиков, называемых иначе исихастами, окончательно сформулировать и защитить учение о нетварных божественных энергиях пришлось только в XIV веке епископу Фессалоник Григорию Паламе, против которого выступали весьма влиятельные богословы того времени. Критики Паламы утверждали, что бесконечный Бог по определению непостижим и опытное познание божественной благодати невозможно. Но в таком случае вся христианская мистика благодати оказывается бессмысленной, включая само Причастие. Каким образом человек может причаститься Плоти и Крови Христа, если приобщение к божественной природе исключительно сверхопытно? Отец Церкви Григорий Палама разрешил эту дилемму с помощью философских уточнений: в нетварной природе Бога необходимо различать непостижимую сущность, ибо Бог бесконечен, и постижимые энергии, позволяющие людям приобщаться к божественной природе, становиться “причастниками божественного естества” (2 Пет 1:4), достигать сверхцели христианской жизни – не только негативной, спасения от греха, но и позитивной, обожения.
Учение Паламы о нетварных божественных энергиях было принято на Константинопольском Соборе в 1351 году и оно стало последним до сих пор догматом, принятым в Православной Церкви. В православии этот догмат объясняет всю мистику стяжания божественной благодати, как в богослужебной жизни, так и во всей священной истории, и прежде всего, в том, что произошло с Иисусом Христом на горе Фавор: он явил свою божественную природу, открыл себя апостолам как Богочеловек, как сам Бог. Поэтому для Православной Церкви Преображение Господне не могло не стать одним из великих праздников и, наверное, самым богословским и самым философским праздником во всем календарном круге. Ради особо торжественного почитания этого праздника его даже переместили на несколько месяцев. Дело в том, что чудо на Фаворе, по преданию, состоялось за сорок дней до Пасхи, а в церковном календаре этот день всегда выпадает на очень строгий Великий пост. Поэтому Преображение было перенесено Церковью на сороковой день до праздника Воздвижения Креста Господня (27 сентября по новому стилю), тем самым проведя параллель между Пасхой, как вершиной новозаветной истории, и отмечаемым через сорок дней после Преображения Крестовоздвижением, как символической вершиной – и постоянной задачей – всей постбиблейской истории. Вот почему Преображение Господне празднуется 19 августа по новому стилю.
Понимание богословских смыслов Преображеня напрямую сказывается на реальном статусе этого праздника во всех христианских конфессиях. Если для православия, утверждающего постижимость нетварных божественных энергий, это один из самых главных, ключевых праздников, коих всего двенадцать (а также Пасха Христова, но это праздник всех праздников, выше двенадцати), то уже для католицизма, не принимающего паламизм и отрицающего постижимость нетварных энергий, это лишь один из праздников, но совсем не великий. Еще со средневековых времен в Католической церкви, служащей по латинскому обряду, существовала очень громоздкая, многоуровневая система всевозможных праздников, и Преображение Господне терялось в этой сложной системе. В 1969 году, в результате “либеральных” реформ Второго Ватиканского собора, все праздники были ранжированы на четыре уровня, из которых самый высший – это 17 главных праздников-торжеств (solemnitas). Среди них есть такие специфические католические “торжества”, как праздник Сердца Иисуса или праздник Христа-Царя, но Преображения Господня там нет, оно осталось среди рядовых праздников (festum). Поэтому обычные католики не относятся к этому празднику столь трепетно, как православные. В большинстве же протестантских или неопростестантских церквах и сектах к этому празднику относятся еще проще, если он там вообще есть. Протестанты не просто отрицают возможность постижения нетварной благодати, но вообще стремятся минимализировать мистическое содержание христианской веры и не придают особого значения Фаворскому чуду, предпочитая толковать его в чисто символическом и моральном ключе.
Но стоит ли критиковать католиков или протестантов за недостаточное понимание догматических смыслов Преображения Господня, если среди наших, православных прихожан, захожан или мимохожан, до сих пор не мало тех, кто совершенно не задумывается, да и не хочет задумываться о богословских смыслах этого праздника, воспринимая его исключительно в гастрономическом измерении?
Пребывая в церковном календаре за сорок дней до Крестовоздвиження, праздник Преображения Господня выпадает Успенский пост, но ради отмечаемого события Церковь позволила в этот день вкушать рыбу. Поскольку же в православной Греции в это время созревают ягоды винограда, то возникла благочестивая традиция в этот праздник освящать в храмах созревший виноград и другие сладкие плоды, а в более северной России, где виноград не растет, этот день получил даже несколько нелепое народное название “Яблочный Спас”. И многие люди считают самым главным в этот день освятить принесенные в храм яблоки и прочие фрукты и ягоды, как на Пасху они полагают самым важным освятить куличи и яйца, что само по себе совершенно парадоксально, потому что нужно иметь очень приземленное и, можно сказать даже, материалистическое миропонимание, чтобы в день откровения Нетварного Света больше всего думать о сколь угодно вкусной и здоровой пище. Из этого замечания, конечно, не следует, что освящение любой еды в храме бессмысленно, или что вообще надо отказаться от столь привычной традиции. Для очень многих современных людей такое бытовое “православие” остается единственным напоминанием о Православии как таковом. Но вот от чего точно следует отказаться, так от подмены истинной веры полуязыческим суеверием, двоеверием или троеверием, а Спаса Вседержителя – Спасом яблочным, медовым, морковным, виноградным и тому подобным.
_______________________________________________
Поддержать деятельность Интеллектуального Клуба «Катехон»:
№ карты Сбербанка VISA: 4276 3801 2501 4832
