В прошлом году в Русской Православной Церкви назревал весьма неприятный скандал: оказалось, что перешедшая почти в полном составе в Московский Патриархат католическая Архиепархия Венеции руководствовалась не столько духовными, сколько чисто материальными мотивами. В отместку спецслужбы Ватикана слили в интернет личную переписку венецианского кардинала со своими падре, из которой следовало, что они давно подумывают о переходе в Русскую Церковь, где их будут особенно любить и уважать за этот эпохальный шаг, да еще и много денег выделят на реставрацию утопающего города, да и вообще “русские любят Италию и красоту больше самих итальянцев, а дальше так жить в этой нищей помойке уже невозможно”…
Замять этот скандал было уже никак нельзя, ибо никакие вопросы, получившие публичную огласку, в Московском Патриархате не игнорируются, так что пришлось бывшему “кардиналу” и “патриарху Венции”, а ныне православному архиепископу Венето вместе с десятком своих священников дать продолжительную “пресс-конференцию” о том, как они в свое время “осознали всю пагубность римского папизма” и как “открыли для себя истинный свет Православия, исходящий из сердца златоглавой Москвы” и т.д., и т.п. Тогда в самой Москве этот скандал только усилился: одни говорили, что всему виной излишне мягкие требования к католикам, переходящим в православную веру, и нужно “отказаться от Венеции”, а другие возражали, что нужно подумать о спасении души простых венецианцев и воспринять это, как Промысл Божий. В конце концов архиепископия Венето так и осталась в составе Московского Патриархата, но бывшему кардиналу пришлось совершить целый ряд символических действий, свидетельствующих о его верности Святому Православию, и он даже попросил официальное прощение за захват Константинополя в 1204 году и предложил передать в Россию византийские реликвии из Собора Святого Марка, что несколько успокоило особо негодующих его личной перепиской, и скандал сошел на нет.
Чтобы понять, как был возможен этот скандал, стоит разъяснить некоторые особенности повседневной жизни Церкви и государства в России. По Основному закону Российской империи православное христианство признается государственной религией, а Русская Православная Церковь имеет имперский статус как культурообразующая, народообразующая и государствообразующая религиозная организация, что уже давно не вызывает никаких вопросов и воспринимается как нечто само собой разумеющееся, ведь только очень немногие государства на Земле еще сохранили в своих законах формальные слова о “светскости”, как ни к чему не обязывающий рудимент секулярного прошлого.
В чем заключается государственное значение Православия? Во-первых, императором может быть только и исключительно православный христианин, потому что русский монарх является главным гарантом сохранения, соблюдения и распространения православной веры – в этом его основная миссия, как и миссия самой Империи, о чем прямо написано в Основном законе: “в соответствии со Священным Преданием Православной Церкви Российская империя является оплотом православной христианской веры, удерживающим силы антихриста (“катехоном” (2 Фес 2:7) и Третьим Римом”. Поэтому все идеологические вопросы в государстве с неизбежностью решаются на мировоззренческом фундаменте православной веры или, по крайней мере, должны так решаться, ведь иного фундамента не существует. Также и все высшие чиновники, начиная с премьер-министра, могут быть только православными, это просто абсолютное условие при их назначении и продвижении. Во-вторых, Империя регулярно финансирует Православную Церковь и по согласованию со священноначалием оказывает всевозможную материальную и стратегическую помощь, как в строительства храмов и монастырей, так и в православной миссии во всех странах мира. В-третьих, Империя стремится отстаивать интересы Русской Церкви во всем мире и, как и положено Третьему Риму, остается единственным защитником мирового православия на всех континентах.
Столь завидное положение Русской Церкви обеспечивает ей непререкаемый успех среди других Поместных Православных Церквей, но зависть это все-таки греховное чувство. Многие священники и миряне из других Церквей и стран часто стремятся перейти в Московский Патриархат и даже принять российское гражданство, что нередко вызывает неприятные конфликты, ведь свои власти зачастую их не отпускают, а желание “прийти на все готовенькое” не всегда посещает людей благонадежных, так что если поначалу Русская Церковь и Российская империя принимали почти всех подряд, то потом пришлось внимательнее изучать каждое прошение. Что же касается желающих просто получить от Русской Церкви и Империи какие-либо социальные и материальные блага и преференции, то это постоянно расширяющийся поток людей, как искренне страждущих, так и лукавых попрошаек со всего мира, нередко остающихся в России под любым предлогом. В итоге среди русских церковных людей, а тем более нецерковных, заметно растет недовольство “православными иммигрантами” и священники на местах проводят нелегкую разъяснительную работу с прихожанами, откуда в их приходах вдруг появилось не только столько греков и болгар, но даже столько азиатов и африканцев.
Установленная Основным законом “симфония властей” Империи и Церкви означает, что “Церковь благословляет существование Российской империи, молится за ее благополучие и безопасность, осуществляет духовное окормление имперских властей, а Империя не вмешивается во внутренние дела Церкви, ее вероучение и организацию, и помогает Церкви сохранять, соблюдать и распространять православное христианство”. Однако история церковно-государственных отношений свидетельствует, что от личного поведения глав государств и церковных предстоятелей зависит очень многое и взаимное игнорирование часто приводит к кризису обеих сторон, а поэтому в Основном законе прописано, что Император и высшие чиновники Империи (премьер-министр, министры, губернаторы), с одной стороны, а также Патриарх и епархиальные архиереи, с другой стороны, должны иметь возможность регулярных консультаций по всем возможным проблемам. Четыре раза в год, по случаю церковных праздников, Император публично встречается с Патриархом и каждый из них имеет возможность открыто изложить друг другу все пожелания и замечания, которые посчитают нужными. Конечно, эта практика всегда рискует превратиться в благочестивую формальность, ведь Император и Патриарх могут встречаться несравнимо чаще, но она позволяет каждой стороне не игнорировать друг друга и демонстрировать миру свое общение. Аналогичное правило действует и в отношении встреч епархиальных архиереев с главами регионов, что всегда привлекает большое внимание местных активистов и блогеров.
Также и внутри Церкви принята система регулярных встреч Патриарха с епархиальными архиереями и главами общецерковных (синодальных) отделов. Как и Император – не абсолютный монарх, так и Патриарх – не абсолютный “папа римский”, а только первый среди равных епископ первопрестольного града Москвы, и у всех других епархиальных епископов, а также глав синодальных отделов существует возможность регулярно встречаться с Патриархом, как у самого Патриарха – с ними самими. Такие встречи также могут превратиться в чистую формальность, но хотя бы гарантирует общение двух властей: с каждым епископом минимум один раз в два года, с каждым главой общецерковного отдела – минимум раз в пол года. Эти встречи проходят независимо от регулярно собирающегося Большого Архиерейского Собора (раз в три года), Синода, то есть Малого Собора (четыре раза в год) и Межсоборного присутствия (раз в год), состоящего из постоянно назначаемых Синодом священнослужителей и мирян. Также и собрание всех синодальных отделов и комиссий, а также все епархиальные собрания, проходят минимум четыре раза в год, и таким образом никакая стагнация соборности в Церкви оказывается невозможной.
Между тем, большинство прихожан, как всегда, имеют дело не с архиереями, а с настоятелями своих приходов, которые прежде назначения на свое место, проходят специальный, интенсивный, краткий епархиальный курс настоятельства, и только по прохождению такого курса могут быть назначены. По окончанию каждой воскресной литургии каждый настоятель обязан проводить часовую беседу со своими прихожанами, где каждый может задать ему вопрос на любую тему, а два раза в год проходит полноценное приходское собрание, где все сотрудники прихода и прихожане обсуждают все необходимые вопросы. Разумеется, в эпоху всеобщей виртуальной связи, когда каждый человек имеет возможность смотреть бесчисленное множество интерактивных интернет-каналов и общаться в десятках интернет-сообществах, не говоря уже о собственных блогах и сайтах, возможность коммуникации с любым священником и церковным чиновником весьма высока, но в интернете человека проще игнорировать, чем при непосредственной встрече, а потребность в живом общении не могут компенсировать никакие технологии.
С начала XXI века в Русской Церкви появилась своеобразная мода на перенесение всей церковной жизни в электронное пространство, но эта мода закончилась, фактически не начавшись: церковные Таинства требуют непосредственного участия, и как невозможно исповедоваться по интернету, так невозможно и проводить “интернет-литургии”, как это уже давно принято во многих протестантских организациях, до сих пор называющих себя “церквами”. Впрочем, так называемые протестантские церкви настолько далеко ушли в виртуализации своей приходской практики, что с середины XXI века наблюдается массовый переход протестантов в Православие, не потому даже, что столько людей вдруг осознало истинность православной веры, а просто потому, что они хотят ощущать себя членами невиртуальной, осязаемой Церкви, где все всерьез и все реально.
Кроме целой системы регулярного публичного общения внутри Церкви существует практика регулярных встреч церковных начальников с теми, кто еще по старинке называется “средствами массовой информации”, то есть с представителями всевозможных интернет-каналов, сайтов и блогов. Не без иронии эти встречи на архаичный манер называют “пресс-конференциями” или “прямыми линиями”, хотя по сути они ничем не отличаются от соответствующего жанра недавнего прошлого: на протяжении двух-трех, а иногда и четырех часов человек отвечает на самые разные вопросы непосредственно присутствующих или связывающихся по интернету вопрошателей. Минимум один раз в год такую “пресс-конференцию” проводит сам Патриарх, каждый епархиальный архиерей и каждый глава общецерковного отдела или комиссии. Конечно, никто из них не обязан отвечать на любой вопрос любого вопрошателя, но отсутствие ответа это тоже своеобразный ответ. Зато все знают, что ни один острый и важный вопрос не пройдет мимо руководителей Церкви и никто из них не сможет сделать вид, что не в курсе подобных вопросов.
Однако столь широкая информационная открытость Церкви – не самоцель, а средство, средство для целей, которыми должна жить вся Вселенская Церковь и которыми живет Русская Церковь вот уже несколько десятилетий: это максимальное распространение православного вероучения, обращение в православную веру всех людей и целых народов, в соответствии с последней заповедью Господа нашего Иисуса Христа (Мф 28:19), а также укрепление в православной вере уже обратившихся. Всеобщее православное просвещение, безграничное миссионерство, интенсивная катехизация – этими задачами живет вся Церковь от Патриархии до каждого провинциального прихода. И сама Империя помогает в этом святом деле Церкви, предоставляя все необходимые ресурсы, как для организации полноценной приходской школы при каждом, самом небогатом сельском храме, так и для масштабной миссии на всех континентах.
Стоит ли говорить, что у Церкви в России очень много благодетелей, и никакой проблемы в издании миссионерской литературы многомиллионными тиражами или создании очередного качественного интернет-ресурса нет, но есть такие вопросы, где без помощи государства не обойтись. Например, давняя проблема большинства приходов по всей России – это ограниченное количество парковочных мест или даже их полное отсутствие в непосредственной близости от храма. И в каждом случае государство решает эту проблему, помогая создать многоуровневые подземные стоянки и перестраивая пространство вокруг храма для удобства его прихожан. Или одна из главных проблем миссии в дальних странах – это доставка больших объемов миссионерских материалов и церковной утвари, которая часто требует юридического согласования с местными властями и даже специальной охраны. По этим вопросам в Министерстве иностранных дел работает специальный отдел по содействию православной миссии за рубежом, удовлетворяющий те или иные запросы со стороны Патриархии, зарубежных епархий и общецерковного отдела по миссионерству.
Между тем, миссионерский поворот в Русской Церкви начался еще в начале XXI века, уже тогда были заложены многие основы успешно функционирующей миссионерской системы, но долгое время и миссионерство, и катехизация на приходах, и православное просвещение в целом развивались исключительно за счет отдельных активистов на местах, не превращаясь в общее главное дело всей Церкви. Даже наиболее благонамеренные покровители и ревнители миссионерского служения не могли понять, “что мешает этому самолету взлететь” и “почему до сих пор он только разгоняется”. Но ответ лежал на поверхности: основная энергетика миссии исходит из уверенности в ее абсолютной необходимости, а если даже сами священники сомневаются в том, что православное христианство это абсолютная истина, что вне канонической Православной Церкви нет спасения, то зачем тогда особо напрягаться для обращения кого-либо в православную веру? А ведь еще в начале XXI века можно было встретить священника, который вполне допускал не только спасение в расколе, но даже в другой религии и вообще в атеизме.
Поэтому настоящий миссионерский поворот совершился в Русской Церкви только вследствие долгожданного догматического возрождения – самого важного, но самого последнего церковного возрождения, произошедшего в России со времен крушения коммунистической власти. Как и почти всегда в таких случаях, все началось с целой череды медийных скандалов, которые священноначалие уже никак не могло игнорировать, и мнение своих ревнителей в каждой ситуации оказалось важнее “дружбы с миром” (Иак 4:4) антицерковной богемы. В тоге за исповедание самых разных догматических ересей были лишены сана двадцать священников и пять архиереев, Архиерейский Собор осудил целый ряд новых ересей и в своем постановлении прямо указал, что “вне канонической Православной Церкви нет спасения”. И вот тогда уже даже в нецерковном мире началась настоящая мода на богословие: множество людей заново переоткрывали для себя Библию, писания отцов Церкви, догматы, каноны и церковную историю в целом. Каждый третий прихожанин стал считать своим долгом отстаивать правую веру и люди спорили о догматах и канонах на площадях и рынках, как это было во времена отцов-каппадокийцев. При этом стоит заметить, что столь “категоричная” позиция Русской Церкви не вызвала никакой особо негативной реакции среди других конфессий, которые сами считали себя единственно истинными, и нисколько не удивлялись, что таковой полагает себя Церковь, чье самоназвание – православная – не предполагает никаких догматических компромиссов. Поэтому эта принципиальная богословская позиция Русской Церкви никак не помешала ее сотрудничеству с другими конфессиями в каких-либо социальных проектах, не противоречащих православному вероучению.
Последовательное укоренение Русской Церкви в своем догматическом вероучении и недвусмысленное осуждение всевозможных ересей радикально повысило ее авторитет в России и во всем православном мире, и заставило многих неверующих и неправославных людей задуматься об истинности самого Православия. В политическом измерении Русская Церковь все более воспринималась как естественная институциональная основа русского народа, как подлинная, историческая Русская община, хотя это никогда не входило в ее непосредственные задачи. Как уже было замечено, догматическое возрождение качественно усилило миссионерскую экспансию, что не могло не сказаться на подробно проработанной, многоступенчатой системе церковного образования и православного просвещения вообще. Независимо от того, что в самой средней школе на протяжении всех десяти лет обучения идет всеобщеобязательный светский курс «Основы православной культуры», при каждом приходе работает Воскресная школа для детей и отдельно Воскресная школа для взрослых, окончание которой считается первой, низшей ступенью церковного образования. Более высокой ступенью являются епархиальные миссионерско-катехизаторские курсы и школы, выпускники которых имеют право, соответственно, стать штатными миссионерами и катехизаторами при любом приходе, если только работа в нем не требует иных, более специальных знаний. И наконец, завершают иерархию церковного образования семинарии и духовные академии, где кроме обучения также занимаются научно-богословскими исследованиями.
Характерная особенность церковного образования в России – неизменная ориентация на полемические вызовы с самых разных сторон, и поэтому каждый учащийся, усвоив твердую систему православного догматического вероучения, учится вести дискуссии, выступать на большую аудиторию и отвечать на наиболее распространенные вопросы. Поэтому православное образование в Русской Церкви далеко не ограничивается набором церковных дисциплин, а также включает в себя логику, риторику, философию, культурологию, политологию, концепции современного естествознания, изучение современной цивилизации, и все эти предметы сопровождаются просмотром классических и современных фильмов, экспедициями в разные страны и города мира, а также по самой России. Постоянная практика церковных вузов – это приглашение влиятельных и общественно значимых деятелей политики, науки, искусства, которые сами считают за честь выступить перед будущими священниками.
Конечно, церковное обучение предполагает полную социальную защищенность, чтобы учащиеся не думали о заработке и иных бытовых проблемах, но зато требования к будущим священникам и миссионерам достаточно высокие: невозможен такой казус, чтобы диплом семинарии, не говоря уже о духовной академии, получил человек недостаточно образованный, недостаточно интеллектуальный, а тем более, недостаточно верующий и недостаточно преданный своей Церкви, не способный вести публичную полемику с любыми оппонентами православного вероучения. Кроме того, священникам все чаще приходится поддерживать хорошую физическую форму, потому что с недавнего времени и в семинариях, и в формате курса повышения квалификации ввели подготовку священника к исполнению своих обязанностей в чрезвычайных ситуациях. Поскольку угроза самых разных сценариев техногенного или эпидемиологического “апокалипсиса” возрастает с каждым десятилетием, то священники – по крайней мере работоспобного возраста – должны научиться действовать в режиме соответствующих “постапокалипсисов”, оказываясь в положении боевых капелланов на войне со стихийными бедствиями. И эти навыки очень пригождаются многим миссионерам в наименее цивилизованных частях мира, в горах, в джунглях, в пустыне, да и просто в убитых городах некогда развитых стран.
Про выпускников церковных вузов нельзя сказать, что это готовая армия идеальных апологетов – такое и невозможно в грехопадшем мире, как невозможно организовать идеальную Церковь, но про них точно нельзя сказать, что это случайные люди, по ошибке решившие стать священниками и нуждающиеся в переподготовке. В результате профессия священнослужителя и преподавателя в церковном учебном заведении, от приходской школы до духовной академии, стала на редкость престижной и желанной для многих молодых интеллектуалов. Само собой разумеется, служение священника в любом регионе России и всего мира предполагает весьма высокий материальный доход и очень широкие социальные возможности. Редкое общественное мероприятие проходит без приглашения священнослужителя и редкая организация не испрашивает благословения на свою работу, и не стремится найти “своего” батюшку, хотя бы потому, что церковные связи очень помогают в мирских делах. Но столь солидное положение священства имеет и свои издержки, потому что многие мечтают получить священный сан только ради социальных благ, и поэтому уже на первых курсах церковных вузов приходится проводить значительный отсев, а насколько трудна на самом деле профессия священника, знают только сами священники, ведь хоть сколько-нибудь халтурить и попустительствовать своим страстям в священном сане невозможно: догматическое возрождение повлекло за собой масштабное очищение Церкви от нерадивых и маловерных клириков, и быть ленивым священником теперь также невозможно, как быть немым певцом.
Столь престижным статусом священнослужителя и церковного преподавателя обусловлен такой заметный факт, как весьма активная конкуренция церковных школ и вузов, давно ставших не только “кузницей кадров” для Церкви, но и отдельными экспертными центрами, куда постоянно обращаются за консультациями различные политические структуры и “средства массовой информации”. “По словам экспертов Владивостокской семинарии” или “По мнению специалистов Казанской духовной академии” – давно привычные обороты во всех информационных лентах. Сравниться с ними могут только эксперты и специалисты светских вузов и НИИ, но когда речь заходит о вопросах, хоть сколько-нибудь связанных с религией, то обращаются именно к церковным институциям.
Однако реальная динамика церковной жизни зиждется не только и не столько на конкуренции церковных школ и вузов, сколько на конкуренции различных миссионерских обществ – не просто активной, а в чем-то даже агрессивной. С тех пор, как догматика и миссия оказались в центре внимания церковной жизни в России, появился целый ряд очень разных миссионерских обществ, разных как в стилистическом, так и в идеологическом плане, которых в народе в шутку называют “орденами”, а иногда даже и “сектами”, хотя это не более чем легализованные общества церковных активистов, скорее напоминающих православные братства из далекого прошлого. Изначально появившись как своеобразные приходские клубы, объединенные вокруг своих настоятелей, в скором времени они превратились в масштабные амбициозные движения, в основном молодежные, мечтающие обратить в Православие весь мир за жизнь одного поколения, и неизбежно сталкивающиеся в этом праведном стремлении с другими миссионерскими обществами, если между ними возникали какие-либо противоречия тактического и богословского характера.
Но если оправославить весь мир за одно поколение оказалось несколько утопичным, то создать влиятельные церковные корпорации за тот же срок получилось, особенно в тех самых школах, семинариях и академиях, где многие члены этих обществ давно стали почетными преподавателями, профессорами и даже ректорами, так что иные церковные вузы отныне оказались их безраздельной монополией, и тогда конкуренция между ними обрела откровенно богословское и даже политическое измерение. На первых порах эта “борьба школ” вызывала неприятие у старшего поколения церковных начальников, привыкших жить в системе, где никаких конфликтующих школ нет, но потом стало ясно, что именно эта конкуренция ревнителей православной веры и миссии обеспечивает Церкви ее энергичный рост во всех направлениях и привлекает к ней большинство молодежи, искренне ищущей смысл жизни. Об этом же догадалась и государственная власть: вместо того, чтобы создавать очередной вариант искусственной пионерии с невнятной идеологией, сами собой возникли православно мотивированные, прогосударственно настроенные современные организации, готовые канализировать взрывную энергию постоянно пребывающих юношей и девушек на благое дело общецерковной и общеимперской значимости.
Занимая бескомпромиссную мировоззренческую позицию, имея очевидное духовное и идеологическое влияние, Русская Православная Церковь фактически обладает неформальной политической властью, выступая с Империей на равных, как одна из двух голов византийско-московского Двуглавого орла. И поэтому, как сам Император, так и все высшие государственные чиновники всегда стремятся заручиться поддержкой Церкви по всем вопросам и точно знают, что в случае каких-либо неблагочестивых действий с их стороны сам Патриарх позволит себе открыто критиковать эти действия и большинство православных будут с ним солидарны. Но эта критика никогда не воспринимается как противопоставление Церкви и Империи, поскольку она необходима для укрепления самой Империи, как православного государства, претендующего быть Катехоном и Третьим Римом. Поэтому даже священники на местах часто оказываются большими государственниками, чем местные чиновники, как это, впрочем, всегда и было. Особенно эта критическая функция Церкви раскрывается в международной политике, если Империя предпочитает миссионерской ориентации сиюминутную геополитическую выгоду.
С тех пор, как Архиерейский Собор осудил фанарский раскол, ересь константинопольского папизма, а вместе с ним ереси римского католицизма и всех видов протестантизма, Русская Церковь начала глобальную системную миссию на всех территориях, не занятых каноническими Поместными Православными Церквами. И на протяжении нескольких десятилетий в страны Западной Европы, Азии, Африки, Австралии, Океании и Латинской Америки регулярно пребывает новый “десант” русских миссионеров, образуя там заметные центры православной жизни и существенно влияя на изменение религиозной карты мира. Отправиться на миссию в как можно более сложные регионы мира – особая мечта и честь для русских священников и мирян, потому что таким образом они реализуют сверхсмысл исторического существования Русского мира. И хотя они совершенно уверены, что за ними – вся духовная и материальная мощь Русской Церкви и Российской империи, они прекрасно знают, что без попущения и благоволения Божия никакая благая миссия невозможна.
Эссе опубликовано в сборнике «Империя как русское будущее. Размышления писателей о судьбе Отечества», М.: «Снежный Ком М», 2020)
Поддержать деятельность Интеллектуального Клуба «Катехон»:
№ карты Сбербанка VISA: 4276 3801 2501 4832
